Екатерина II правила страной до 1796 года‚ и после ее смерти российский престол занял ее сын Павел I. В 1799 году евреи из белорусского местечка Шклов пожаловались императору на владельца местечка отставного генерала С.Зорича‚ в прошлом - одного из фаворитов Екатерины II. Когда императрица охладела к Зоричу‚ она пожаловала ему шкловское поместье‚ где он построил себе замок и жил "в пышной надменности": содержал за свой счет оперный театр‚ военное училище на триста дворянских детей, "всякий день" устраивал балы‚ маскарады‚ фейерверки и грандиозные охоты. “Шкловский деспот", человек крутого нрава, считал всех евреев "подвластными ему‚ покуда на земле его проживают"‚ и расправлялся с ними по ежеминутной прихоти как с крепостными крестьянами: выгонял из местечка‚ отбирал дома и имущество‚ бил собственноручно, гонял на работу "в колодках и железах", облагал такими налогами‚ что "оставил без платежа один только воздух".
Павел I без особой симпатии относился к фаворитам покойной матери. Получив жалобу из Шклова‚ он послал туда известного русского поэта‚ сенатора Гавриила Романовича Державина‚ чтобы разобрался на месте в "самовольных поступках противу евреев... отставного генерал-лейтенанта Зорича". Державин приехал в Шклов‚ опросил свидетелей‚ но отнесся к "забавам" Зорича снисходительно и сообщил в Петербург‚ что "сколько ни старался"‚ не нашел чрезмерных "притеснений жидов Зоричем‚ по коим можно было бы подвергнуть его... суду". Однако свидетельские показания нельзя было перечеркнуть‚ и Державин воспользовался судебным процессом по обвинению евреев в употреблении христианской крови.
Это случилось в том же году в Белоруссии‚ в Сенненском уезде‚ незадолго до Пасхи. Возле корчмы нашли труп женщины, и на основании "народного слуха, что евреям нужна христианская кровь", обвинили в ритуальном убийстве четырех евреев‚ которые случайно находились в той корчме. Началось следствие‚ и специальному чиновнику поручили "секретным образом изведать‚ нет ли... в еврейских законах положения‚ что евреям христианская кровь нужна?" Крещеный еврей Станислав Костинский взял кодекс еврейских законов "Шулхан арух" и перевел с искажениями отрывки из него‚ чтобы поддержать обвинение. Этот неверный перевод‚ возводивший клевету на весь народ‚ представили на рассмотрение суда‚ но дело в конце концов закончилось благополучно и обвиняемых оправдали.
Однако еще до окончания следствия Державин сообщил императору‚ что Сенненское дело "обвиняет всех евреев в злобном пролитии‚ по их талмудам‚ христианской крови"‚ а потому они не могут давать беспристрастные свидетельские показания против Зорича‚ "доколе‚ - как он писал‚ - еврейский народ не оправдается перед Вашим Императорским Величеством в помянутом... против христиан злодействе". Павел I приказал Державину вести дело Зорича‚ не принимая во внимание Сенненский процесс‚ но Зорич тем временем умер‚ дело отослали в архив‚ а Сенат постановил‚ что евреи‚ принадлежа к купеческому и мещанскому сословиям‚ не могут считаться крепостными в помещичьих местечках и селениях. Таким образом их формально признали свободными гражданами с ограниченным местом проживания - в отличие от крестьян‚ которым по манифесту Павла I запрещалось даже "возмечтать‚ будто они имеют учиниться свободными".
Через год после этого Державина снова послали в Белоруссию с самыми широкими полномочиями. В крае несколько лет подряд был неурожай‚ свирепствовал голод‚ а помещики оставляли своих крепостных без помощи и отправляли весь хлеб на винокуренные заводы‚ что приносило им хорошие доходы и спаивало крестьян. “Ужасная бедность‚ - писал современник‚ - есть следствие пьянства‚ а пьянство - следствие свободного винокурения и продажи вина‚ которое до крайности дешево и поглощает благосостояние миллионов для выгод нескольких сотен человек". Посылая Державина в Белоруссию‚ Павел I повелел прекратить злоупотребления и строго наказать помещиков‚ которые "из безмерного корыстолюбия оставляют крестьян своих без помощи к прокормлению". В поручении императора ничего не говорилось о евреях‚ но в тот же день Державин получил разъяснение от генерал-прокурора Сената: "А как по сведениям немалою причиною истощения белорусских крестьян суть жиды... то Высочайшая воля есть‚ чтобы ваше превосходительство обратили (на них) особливое внимание". И инспекция Державина обрела иной смысл.
В те времена евреи занимались шинкарским промыслом в деревнях‚ в панских поместьях‚ и их обвиняли в спаивании крестьян западных губерний. Забывали при этом‚ что не одни евреи пользовались доходами от производства и продажи водки. “Курят вино владельцы‚ - писал Державин в своем отчете‚ - курят бояре‚ шляхта‚ попы‚ разных орденов монахи и жиды". Забывали и о том‚ что крестьяне пьянствовали и голодали в тех губерниях‚ где евреев не было вообще. В Киеве‚ к примеру‚ евреи не могли жить в восемнадцатом веке‚ а винокурением и продажей вина там вовсю занимались мещане‚ казаки‚ магистрат города и даже монастыри‚ включая знаменитую Печерскую лавру. “Крещатик был обращен чуть не в сплошную винокуренную слободу‚ - отмечал исследователь. - Винокурни были разбросаны вокруг всего Киева. На одном Подоле в магистратских шинках выпивалось ежегодно двадцать пять - тридцать тысяч ведер водки‚ дававших доход магистрату до десяти тысяч рублей".
Еще при императрице Елизавете Петровне изыскивали такой источник "умножения" государственных доходов‚ который "умаления себе вовсе иметь не может‚ но будет единое циркулярное и бесконечное обращение". Таким источником основного дохода землевладельцев и государства стала продажа водки‚ и агрономы рекомендовали помещикам "употреблять хлеб на курение вина для того‚ чтобы через сие получить двойную прибыль". Расчет был прост: за вино можно было выручить в два раза больше денег‚ чем за продажу хлеба‚ из которого изготавливали это вино. В 1773 году правительство закупило у помещиков России два миллиона ведер водки и получило от ее продажи более четырех миллионов рублей чистого барыша - огромнейшую по тем временам сумму.
Когда обвиняли евреев в спаивании крестьян‚ не принимали в расчет и тот факт‚ что евреи в деревнях не имели права владеть землей‚ были ограничены в городах в торговле и ремеслах‚ и основным способом заработать на хлеб было для них винокурение и шинкарство. Закон запрещал им самостоятельно заниматься этим промыслом‚ и потому они брали на откуп у помещиков производство и продажу водки. Волей-неволей они становились посредниками между землевладельцами и крестьянами‚ а помещики‚ используя свою власть‚ заставляли евреев-шинкарей распродавать огромные количества спиртных напитков. Иногда одной и той же деревней владели несколько помещиков‚ каждый из них строил там шинок‚ сажал своего шинкаря и продавал водку собственного изготовления. В сенатском докладе было отмечено‚ что С.Зорич "приневоливал еврейских шинкарей брать у него хлебное вино в каждый год 16 000 ведер и взыскивать с них по 3 р. 15 коп. за ведро"‚ хотя это вино стоило в три раза дешевле и продать его в таких количествах не было никакой возможности. По приказанию Зорича бочки насильно вкатывали в шинки и взыскивали с шинкарей деньги "через экзекуцию". Выходило так‚ что еврей-шинкарь выторговывал у крестьянина последнюю копейку и отдавал ее помещику‚ оставаясь таким же нищим‚ как его закабаленный сосед. Современники отмечали поражавшую их нищету шинкарей‚ а литовский губернатор сообщал в докладе‚ что в корчмах сидят одни женщины‚ а их мужья "выходят на другие промыслы‚ потому что доход с шинка часто бывает недостаточен на их содержание".
Приехав в Белоруссию‚ Державин обнаружил во время ревизии‚ что крепостные крестьяне ели хлеб пополам с мякиной‚ щавель‚ лебеду и коренья: по "привычке и нужде в довольном равнодушии"‚ "тощи и бледны, как мертвые", - да и еврейское население края пребывало "в крайнем изнурении и нищете и таковых большая часть". Он даже отметил‚ что во многом виноваты помещики‚ которые изготавливали вино в огромных количествах‚ строили шинки‚ насаждали пьянство и облагали крестьян непомерными поборами. Однако Державин - сам крупный помещик - причиной всех бед белорусского крестьянина выставил одних только евреев‚ хотя в частном письме генерал-прокурору Сената он сообщал иное: "Трудно без погрешения и по справедливости кого-либо строго обвинять. Крестьяне пропивают хлеб жидам и оттого терпят недостаток в оном. Владельцы не могут воспретить пьянства для того‚ что они от продажи вина почти весь свой доход имеют. А и жидов в полной мере обвинять также не можно‚ что они для пропитания своего извлекают последний от крестьян корм. Словом‚ надобно бы всем сохранить умеренность... но всяк себе желает больше выгод".
Державин наблюдал белорусских евреев три-четыре месяца‚ и тем не менее решил составить подробнейший план полного переустройства еврейского быта. Его записка‚ поданная в правительство‚ называлась так: "Мнение сенатора Державина об отвращении в Белоруссии недостатка хлебного обузданием корыстных помыслов евреев‚ о их преобразовании и о прочем". Он писал‚ основываясь на своих "исследованиях": евреи избегают трудных работ‚ потому что из их "талмудов" следует‚ будто они должны властвовать‚ а другие народы им подчиняться; их школа - "гнездо суеверств"‚ где детей учат лишь религии и фанатизму‚ и пока не переменятся их школы‚ не переменятся и их нравы; свои богатства они собирают "для создания нового храма Соломонова" или "для плотских удовольствий"; ходят всегда с покрытой головой‚ потому что "чтут себя пред всеми другими народами превосходнейшими"; имена берут одинаковые‚ "каких-нибудь Мовшев‚ Абрамов‚ Лейбов‚ Хаймовичев‚ Лейзаровичев и тому подобных"‚ и это надо также "отнести к их хитрости"; носят одинаковое черное платье‚ отчего "теряется память‚ смешивается понятие" и трудно определить истинное их количество при взимании налогов.
После такого предисловия Державин изложил обширный проект - восемьдесят восемь пунктов "преобразования евреев". "Чтобы учинить (их) полезными гражданами", необходимо разместить еврейское население поровну по разным местам Белоруссии‚ где они перейдут к земледелию‚ а излишек переселить на "пустопорожние земли в Астраханской и Новороссийской губерниях". Державин предлагал размещать евреев на особых улицах‚ отдельно от христиан; не допускать евреев к выборам в городские магистраты‚ чтобы судьбу христиан "не предавать в руки ненавидящих их"; "ослабить их фанатизм... и, истребив в них ненависть к иноверным народам, уничтожить коварные замыслы к похищению чужого добра";запретить евреям брать "в свои услуги христиан и христианок"; "даже в Сибирь на каторгу не отправлять жидов с женами‚ дабы не размножалися и не развращали сердце Империи‚ то есть коренных жителей"‚ - и так далее. Таким образом‚ писал Державин‚ "евреев род строптивый и лукавый‚ враги христиан‚ получит образ благоустройства"‚ а Павел I‚ совершив эту реформу‚ удостоится великой славы за исполнение заповеди: "Любите врагов своих и творите добро ненавидящим вас".
Сенат должен был рассмотреть записку Державина‚ но в марте 1801 года произошел дворцовый переворот‚ заговорщики убили Павла I‚ началось царствование его сына - Александра I‚ а с ним и новый‚ вроде бы‚ подход к еврейской проблеме.
Posts from This Journal by “евреи” Tag
Масада больше не падет
Вверх, шаг за шагом, по узкой тропинке в крепость идет народ, Сколько продержимся? День? Неделю? Месяц? А может, год? Пала столица - храм…
Слово еврея к ООН и прочим.
Слушайте товарищи в Объединенных нациях, И вы европейцы, в Брюсселе сидящие. Хватит евреям читать нотации. Вы медь звенящая и кимвалы звучащие…
Аллах дал эту землю евреям, в Коране нет Палестины - сказал шейх
Иорданский религиозный ученый шейх Ахмад Адван утверждает, что "Палестины" не существует. Адван утверждает, что Аллах отдал Святую Землю…
-
Державин Г.Р.
Обязан будучи вследствие высочайшей воли Государя Императора сказать мое мнение об отвращении в Белоруссии недостатка хлебного и обуздании корыстных помыслов евреев таким образом, чтобы они, снискивая себе пропитание собственными своими руками, были более чем ныне благу общему полезными, прочитывал я и разведывал все, что только до сих предметов принадлежит. По всему тому нахожу, что мнение мое должно быть в двух частях: во-первых, вообще о белорусских обитателях; во-вторых, о евреях.
ЧАСТЬ I
Вообще о белорусских обитателях
Белорусская губерния, составленная из бывших Полоцкой и Могилевской, простирается на нарочито различных земляных почвах. В Полоцкой глинистые, песчаные и подзол; в Могилевской серые, иловатые и тоже несколько глинистые, потому хлебные урожаи суть в них не одинаковы: в Могилевской всегда лучшие, в Полоцкой всегда худшие. Уверяют, что в сей последней уже сряду 9 лет продолжается недород хлеба, и оттого все запасы перевелись. В нынешнем году в сей северной части терпели поселяне не только недостаток, но и самый голод; в полуденной же, или Могилевской, хотя не было изобилия, но и нужды большой не видали. Кроме годов неурожайных причины недостатка хлеба нахожу я следующие.
Первое: вообще поселяне в Белоруссии хотя единоплеменны русскому пароду, но примечается в них удивительная разность и в нравах, и в образе жизни. Русские крестьяне не только в смежных провинциях, но издавна в сей край зашедшие, трудолюбивы и прилежны к земледелию. В случае хлебного недорода наполняют недостаток свой извозом и разными промыслами, никогда почти не требуют ссуды или помощи от владельцев, несравненно принося больше им прибыли, сколько исправным платежом оброка, столько тщательным обрабатыванием полей. Напротив того, поляки ленивы в работах, непроворны, чужды всех промыслов и нерадетельны в земледелии; не заботятся о будущем, но ищут, как бы прогулять время и отлынивать от трудов. Несколько раз примечено, что в самую рабочую пору [они] целые дни просиживают над озером с удою. В случае неурожая хлеба считают необходимым долгом просить снабжения от помещиков не только для семян, но и для пищи. По собрании жатвы неумеренны и неосторожны в расходах: пьют, едят, веселятся и отдают жидам за старые долги и за попойки все то, что те ни потребуют; оттого зимой, обыкновенно, уже показывается у них недостаток. Едят хлеб не веяный, весной колотуху или из ржаной муки болтушку; в мае, июне и июле довольствуются, с небольшой пересыпкой какого-нибудь жита, изрубленными и сваренными травами наподобие каши; терпя голод, так бывают истощены, что с нуждою шатаются, и оттого успехов в земледелии в сем краю быть не может. Присовокупя к тому, что в праздничные дни, коих они сверх установленных множество выдумали еще сами, обращаются в пьянство и просиживают в корчмах. Таковой образ жизни польских крестьян произошел, кажется, от древней их свободы, что вольно им было переходить от помещика к помещику, что платили тогда весьма легкие подати, что поступали в управление от одного арендатора к другому. А оттого, будучи не привязаны ни привычкой, ни доверенностью к помещикам, ни заботой и строительством к домам своим, первых почти совсем не зная, а о вторых не имея ни малейшего рачения, уповают сегодня или завтра перейти на новые жилища; а оттого так сделались ко всему равнодушны и вялы, что похожи на отчаянных. Словом, живут со дня на день, лишь бы как-нибудь провести время.
Второе: владельцы также, исключая некоторых, не суть домостроительны: управляют имениями своими, а особливо богатейшие польские господа, большей частью не сами, но через арендаторов и экономов своих.
Третье: превосходнейшие прибытки получаются здесь больше от винокурения: курят вино владельцы, курят панцирные бояре , окольная шляхта, попы, разных орденов монахи и жиды .
Четвертое: многие здесь владельческие деревни отдаются в аренду, но редко можно видеть в них устройство по причине, что к заключению контрактов на аренды нет общих правил, коими бы охранялись как крестьяне от отягощения, так и хозяйственная часть от расстройки; а от того выходит, что многие любостяжательные арендаторы, оставляя прямое хозяйство, которое бы при порядочном распоряжении могло бы приносить довольную к вознаграждению трудов их прибыль, выискивают все средства к скорейшему своему обогащению на счет вверившего им свои деревни; крестьян изнурительными работами и налогами приводят в беднейшее состояние и превращают из хлебопашцев в бобылей, а владельческое домостроительство нерачением об оном и опустошением для извлечения своей корысти повергают в совершенный упадок.
Пятое: также некоторые помещики, отдавая на откуп жидам в своих деревнях винную продажу, делают с ними постановления, чтоб их крестьяне ничего для себя нужного нигде ни у кого не покупали и в долг не брали, как только у сих откупщиков, и никому из своих продуктов ничего не давали, как токмо сим жидам же откупщикам; а сии, покупая от крестьян дешевле истинных цен и продавая им втрое дороже, обогащаются барышами и доводят поселян до нищеты, а особливо при возвращении от них взаймы взятого хлеба: ибо ежели не с сугубым превосходством, то уже, конечно, должны отдать вдвое; кто же из них того не исполнит, бывают наказаны. Такими-то и тому подобными узами (не говорю сего обо всех) отняты все способы у поселян быть зажиточными и сытыми. Однако при всем том есть достаточные, которые вышли из необходимости быть одолжаемы жидами.
Шестое: к вящему же их [достаточных] расстройству не токмо в каждом селении, но в иных и но нескольку построено владельцами корчем, где для них и арендаторских жидовских прибытков продается по дням и по ночам вино. Сии корчмы ничто иное суть, как сильный соблазн для простого парода. В них крестьяне развращают свои нравы, делаются гуляками и нерадетельными к работам. Там выманивают у них жиды не токмо насущный хлеб, но и в земле посеянный, хлебопашенные орудия, имущество, время, здоровье и саму жизнь.
Седьмое: сии злоупотребления усугубляет обычай, так называемый коледа , посредством коего жиды, ездя по деревням, а особливо осенью при собрании жатвы, и напоив крестьян со всеми их семействами, собирают с них долги свои и похищают последнее нужное им пропитание.
Восьмое: жалуются здесь на сильный вывоз хлеба евреями в Лифляндскую губернию, а оттуда на привоз в Белоруссию многого количества вина. Я не понимал сему причины, какая была от того прибыль, чтоб, из Белоруссии вывозя хлеб в Лифляндию и пересиживая оный там в вино, ввозить паки в Белоруссию. Казалось мне, что прибыльнее бы было здешний хлеб, переведя в вино, здесь же распродать и тем бы избавиться от излишних туда и сюда на провоз расходов; но меня уверили, что будто лифляндские экономы знают какое-то средство, из меньшего числа хлеба большее количество доставить вина не прямым искусством, но какой-то сдобой.
Девятое: терпят здесь крестьяне недостаток в соли, оттого что казенная продажа оной в 1794 году отменена, а для вывозу оной из Риги не сделано распоряжения; но, напротив того, оказывается им в том препятствие тем, что [так] как продукты здешние выменивают они там на соль непосредственно у иностранных негоциантов, то и почитается сие за род торговли, купечеству принадлежащей, а потому рижскими купцами крестьянам сие возбраняется.
Десятое: поголовная хлебная подать, почитаемая здесь против прочих губерний тягостью, уменьшает тоже избыток в хлебе.
Одиннадцатое: сетуют здесь также, и мною лично при объезде губерний примечено, что многие небольшие дороги, по которым никакого прогона скота в столицу не бывает, сделаны так же обширными, как и большие, то есть занято под них по 30 саженей шириной, потому многие удобренные поля или, лучше сказать, у некоторых владельцев почти целые владения под линии дорог сих отошли и через то запустели, что на них никакого посева хлеба не бывает.
Двенадцатое: несколько тысяч душ, бывших прежде владельческими крестьянами, домогаясь дворянства, запустили без хлебопашества ноля свои.
Тринадцатое: недостаток в скоте отнимает способы к удобрению полей, и вообще от всего вышеописанного и тому подобного губерния сия терпит скудость в хлебе. К отвращению чего необходимо, удаля все причины содействующие сему, уничтожить злоупотребления и изыскать средства к умножению изобилия, и для того предполагается следующее.
Первое. Должно обратить внимание на сельское домостроительство, которое в худом состоянии здесь находится, и поелику земледелие есть главнейшая оного часть, от которого происходят скудость и изобилие, то об усовершенствовании оного прилагаю под литерой «А» поданный мне через правящего должность губернского маршала проект, сочиненный некоторым искусным в домостроительстве здешним обывателем и многими другими одобренный сообразно местному положению сей губернии. Не угодно ли поручить оный рассмотреть Комиссии сельского домоводства и опекунства иностранных, и ежели найден будет полезным, то, издав на основании оного экономический регламент, послать белорусскому дворянству, по крайней мере родом совета, ибо хотя всякий владелец сам должен печься о частной своей пользе, но правительство, по общему политическому правилу, обязано приводить доброе состояние частных семейств в ближайший союз с общим благом. А для вящего поощрения владельцев к сей общеполезной части не угодно ли будет облагонадежить их, что всякое хозяйственное устройство, приведенное к усовершенствованию, кроме вещественной самим им прибыли и удовольствия, удостоено будет высочайшим монаршим благоволением и доставит преимущество, что при выборе в должности предпочтен будет таковой менее радивому о собственном домостроительстве, и исполнение сего возложить на господ поветовых маршалов.
Второе. Поправление крестьянского характера и состояния должно также отнести к попечению владельцев. Им известны их подданных качества, склонности, поведение, хозяйство без урядницы, имущество, недостатки и всякие потребности. Они могут в них злое исправлять, доброе поддерживать благоразумным наставлением, прилежным назиданием, деятельным в нуждах пособием и должным взысканием; особливо отводить их от праздности, которая есть источник бедности, и сделать их промышленными, дабы они, по окончании полевых работ, осенним и зимним временем в домах не оставались тунеядцами летних плодов рук своих, но занимались бы по свойствам и умению их рукоделиями или выходили в города для выделки здешних продуктов, как-то льна и пеньки, для чего множество сюда приходят великороссийских крестьян и приобретают себе прибыль, коей они лишаются по единой своей лености; или же обращались бы в извозах и других работах, коих в городах довольно сыскать удобно, одним словом, сделать их полезными себе и другим, возбуждая отличием больше промышленных о собственном благе, в других похвальное ревнование и любовь к преимуществу, которые возродят потом склонность к трудолюбию, а сие принесет с собой довольство и изобилие.
Третье. Винокурение, привилегиями здешней стране предоставленное, признать должно необходимым средством в домостроительстве по местному положению. Оно доставляет удобность к содержанию довольного количества скота, нужного для удобрения здешних хладных полей, и делает главный владельческий доход, но по вкравшимся злоупотреблениям оно не приносит той выгоды владельцам, какую бы могли они иметь, пользуясь в полной мере сим нравом, им предоставленным. И для того нужно строго подтвердить учреждение о винокурении в сей губернии графа Чернышева , бывшего здесь генерал-губернатором, 1772 года, состоявшееся и высочайше конфирмованное: во-первых, чтобы производили оное одни только помещики, владеющие деревнями, где их хлебопашество состоит при местечках и фольварках, на винокуренных своих заводах под собственным или управителей их присмотром, а не в других где отдаленных местах, и с тем обязательством, чтоб всякий таковой владелец непременно ежегодно оставлял у себя и у крестьян своих в зерне запасного хлеба столько, сколько, по расчислению хотя самой меньшей пропорции, нужно для прокормления в случае недостатка крестьян своих и обсеву их полей, под опасением за неисполнение сего подвергнуть имение свое описи в казну. И чтобы повсеместно не ранее открывалось винокурение каждого года, как в половине сентября, и оканчивалось в половине апреля. Во-вторых, возобновить запрещение, чтоб не имеющие во владении своем деревень окольная шляхта, панцирные бояре и жиды отнюдь вина не курили ни у себя, ни в помещичьих заводах, ни под каким видом и не ввозили оного образом торговли из других губерний, и не распродавали ни по домам, ни в корчмах, ни поведерно, ни почарочно. А об имениях поповских и монашеских (кроме собственных их родовых или приобретенных дворянских), по таких, кои по завещаниям и другим институтам перешли от помещиков к плебанам для поминовения их душ и числятся церковными, не угодно ли приказать рассмотреть прежние их инвентари, и в которых доходов с винокурения не окажется, на тех распространить такое же запрещение. В-третьих, нарушителей запрещения не оставлять ненаказанными, но тотчас, как скоро уведано будет о их преступлении, предавать законному суждению; а помещиков, если они или не в предписанных местах устроят винокуренные заводы, или производить будут винокурение во время непозволенное, или же допустят в своих заводах производить винокурение тем людям, кои права к оному не имеют, под каким бы то видом ни было, таковых лишать навсегда права винокурения, и за всем тем поручить строгое иметь наблюдение земской полиции, определив, сверх того, доносителям в награждение половину выкуренного вина, а другую в Приказ общественного призрения , дабы сие установление во всей точности исполняемо было.
Четвертое. В Великой и Малой России нет обыкновения, чтоб владельцы отдавали свои имения другим в аренду; но здесь и в других губерниях, присоединенных от бывшей Польши, издревле оно существует; то же употребительно в Курляндской и Лифляндской губерниях. Разность одних аренд между другими ощутима. В Курляндии сей образ управления имениями, если не возвышает, то не приводит в упадок домостроительства; а здесь (хотя нельзя сказать вообще) более разорения, нежели выгоды приносит. Причина таковой разности не одинаковые там и здесь условия об арендах: в Курляндии делаются оные на 9, 12 и 15 лет, и в заключаемых контрактах имения во всех частях предохраняются от расстройства; а в Белоруссии обыкновенно отдается аренда на год, на три, а редко на шесть, по истечении ж одного года или трех иногда продолжается сызнова с тем или другим арендатором; а при том менее наблюдается предосторожности в охранении имения от разорения, ибо контракты большей частью партикулярные и до судебного утверждения не доходят; а от того происходит, что получающий имение на год или на три не имеет нужды прилагать особенного старания об удобрении домостроительства, ибо круг его аренды совершается только на том, что ухватит от владельца; а для того обращает все усилие извлечь свою корысть из того, что видит и с чем приемлет имение, не заботясь о его усовершенствовании и не сожалея о его истощении. Напротив того, время 9 или 12 лет заставляет арендатора необходимо печься о содержании хозяйства в лучшем порядке, поелику по истечении трех лет остается еще 6 или 9, в которые собирать [он] должен плоды своего рачения или нерачения. Следственно, если б с самого начала [арендатор] пренебрег о своем домоводстве, то бы в последствии времени должен терять из собственного своего кармана, особливо в случае неурожая, платя всякий год одинаковый по положению доход. И для того не угодно ли распространить и на присоединенные от Польши губернии сие общее об арендах правило: 1) чтоб имения (разумеется, дворянские) дворянину же, а не другого состояния человеку отдаваемы не были в аренду менее, как на 9 лет, а по согласию, на 12 и 15; 2) чтоб при отдаче всему хозяйственному, помещичьему и крестьянскому состоянию было верное описание за общим владельца и арендатора подписанием; 3) в заключаемых контрактах должны помещены быть обязательства арендатора, обуздывающие его от расстройки имения, как-то: что он не должен крестьян сверх положенного отягощать работами и разными податями под ответом, какой условятся между собой стороны положить; что лесов, кроме внутреннего домашнего обихода, фольваркового и крестьянского, на строение и на дрова не имеет права истреблять для своей корысти; что все хозяйственные части будет содержать в порядке и не допустит до упадка, и что по истечении аренды повинен будет все отдать по той самой описи, по которой принял, в таком состоянии, качестве и количестве, в каком получил, исключая несчастные случаи, засвидетельствованные нижним земским судом , как-то: пожара, язвы и скотского падежа; 4) арендные контракты, сдаточные инвентари или описи должны совершаемы быть в присутственных местах, и по оным вступление в арендное владение, и по истечении срока отдачи имения отчиннику должны деланы быть чрез нижний земский суд. Всякие же аренды дворянских имений купцам и мещанам, христианского ли они закона или жиды, вовсе запретить и тотчас уничтожить, дабы люди не свойственными своему состоянию упражнениями не занимались, ибо чрез то происходит и частный, и общий вред. Сими предосторожностями, без нарушения права свободы располагать всякому своей собственностью, дворянские имения, переходящие в аренду, охранятся, сколько возможно, от разорения.
Пятое. Корчмы графом Чернышевым позволено строить и в них по здешним привилегиям продажу вина производить только при больших дорогах в узаконенном расстоянии друг от друга, на ярмарочных и прочих местах для довольствия проезжающих съестными припасами и фуражом; но как с забрания края по сие время слишком их размножилось и по поданным ко мне ведомостям числится около 5000, а слышно, что будто еще и более, то все излишние и вновь выстроенные после забрания края корчмы, находящиеся не при больших дорогах, не при ярмарках и перевозах и не при мельницах, словом там, где никакого собрания посторонних людей не бывает, тотчас уничтожить, и продажу вина в них запретить; а равно без позволения Казенной палаты и губернатора вновь их не строить, а особливо на границах великороссийских губерний, где откупщиками казенного вина продажа производится, ибо таковые корчмы служат в подрыв коронных поверенных, следовательно, во вред казне. А которые корчмы где останутся, то учредить их на праве шинков, и жидов-арендаторов тотчас выгнать, и нигде им продажи вина ни ведрами, ни чарками производить не дозволять, ни винокурами при заводах винных, ни факторами или купчинами при домах помещичьих не быть, словом, кроме больших дорог, ярмарок, мельниц и пристаней, где сбор посторонних людей бывает, не токмо корчмы, но и самые шинки иметь только в местечках и при фольварках под собственным надзиранием помещиков или их управителей; а в деревнях и в пустых отдаленных местах отнюдь их не иметь, для того чтоб крестьяне не спивались. Кто же будет в своих дачах, хотя в назначенных местах, иметь корчмы или шинки и позволит в них или в своем, или чьем чужом евреям, корчмарям, винокурам, факторам производить на месте продажу вина или развозить оное по деревням, тот подвергнется лишению права винокурения и, сверх того, заплатит доносителю половинную цену проданного вина, а другую в Приказ общественного призрения.
Шестое. Под воспрещением взять имение на три года в опеку, уничтожить вкравшееся между многими владельцами в обычай злоупотребление, что они не позволяют своим крестьянам покупать на стороне нужное им и продавать свои избытки иному кому, кроме их корчмарей, по распространить в сем случае свободу для поселян во всем пространстве, как водится то в России.
Между тем, седьмое: подтвердить не токмо владельцам, но и сельской полиции, чтоб по праздникам и воскресным дням отнюдь во время отправления божественной службы продажи вина не было, и корчмы в те часы, как и по ночам, по предписаниям градской полиции были запираемы, и смотреть, чтоб множества поселян в них не собиралось и праздно целых дней не провождали.
Восьмое. Не токмо самим владельцам, но и управляющим, и приказчикам за поселянами наистрожайше смотреть, чтоб с коледой жиды и никакие люди не ездили и хлеба с них, а особливо по ночам и украдкой, чрез попойку вина, не собирали, и вообще, чтобы жидам и никому [другому] хлебных долгов своих не платили без подачи предварительно владельцам своих счетов и без приставленных к тому от них людей; а в казенных имениях без присмотра сельской полиции, то есть войтов, старост и выборных, под опасением крестьян отдачи без очереди в рекруты, а евреев ссылки одних, без жен на работу в рудокопные заводы, или какой угодно будет положить штраф, но только строгий, потому что таковые тайные подъезды жидовские и подпойка поселян сколько делают между ними ближайшую связь, столько развращают их и лишают постоянного пропитания. Кратко сказать, винную продажу сколь возможно ограничить, даже можно бы обратить оную в пользу казны устроением кабаков, как в России, ежели б то не было против древних привилегий сего края, всемилостивейше Государем Императором подтвержденных; но только свободы курить вино владельцам отнюдь не отнимать и казенных винокуренных заводов не строить, ибо чрез сие отняты бы были все выгоды у помещиков, и последнее бы хлебопашество и скотоводство по скудости лугов истребилось.
Девятое. Все вышеописанные пункты, до лучшего домостроительства и управления дворянских имений относящиеся, распространить и на казенные имения, в арендном содержании у временных владельцев находящиеся, ежели для них курляндские арендаторские правила в непременный закон будут не даны, потому паче, что по арендаторским правилам графа Чернышева, высочайше конфирмованным, учреждены были под начальством Камерной экспедиции нарочные офицеры для смотрения за управлением казенных староств , во временном владении находящихся, не разоряют ли оные и, в случае крестьянских жалоб, для их защиты; при Казенной же палате, заступившей [на] место Камерной экспедиции, не токмо ни каковых офицеров пет, но и бывший асессор для посылок отменен: то некому ни досматривать за ними, ни их защищать. А для того не угодно ли будет вновь определить по одному асессору в Казенные палаты в те губернии, где таковые имения находятся, для ежегодного оных свидетельства: в точности ли временными владельцами исполняются арендное учреждение и предписанные к общему устройству правила, или, когда введутся в Белоруссии курляндские правила, то поступать по оным.
Десятое. К отвращению многого вывоза из губернии хлеба предписать, чтобы губернское правление, а особливо губернатор, имели вернейшие сведения каждый месяц в каждом повете, получая ведомости о ценах хлеба, и, печатав бы оные, публиковали по губернии, дабы всякий ведал о прямых ценах его, и буде бы оные начали вдруг чрезмерно возвышаться, а наипаче ежели бы чрез особливые рапорты сельской полиции до сведения стало доходить, что где-либо начал оказываться недостаток в хлебе совершенно, то, узнавая подлинную причину дороговизны, отвращать оную законными распоряжениями, воспрещая в другие губернии вывоз хлеба, или, по крайней мере, заблаговременно доносить вышнему правительству для принятия о том, не упуская времени, надлежащих мер. Касательно ж ввоза вина из Лифляндии, то, как учреждением графа Чернышева 1772 года, 12-м пунктом предписано, чрез дворянских маршалов доброту вина продажного свидетельствовать и постановлять ему цену, то на основании сего, ежели бы примечен был великий ввоз откуда вина и было бы основательно подозрение о подделке оного, имеют право, в рассуждении его доброты, осмотреть, и буде то найдется, поступить с подвозчиками по законам.
Одиннадцатое. В отвращение недостатка в здешней губернии соли и сугубой через то бедности крестьян, если несходно и затруднительно, как я и сам думаю, восстановить паки казенную продажу оной, то, по крайней мере, сделать таковые распоряжения, чтоб в Риге она с иностранных кораблей казной покупаема была и приезжающим отселе крестьянам с разными продуктами отпускаема не токмо за истинные цены, но с прибавлением некоторых в пользу казны процентов, назначив к тому точное время, когда крестьянам приезжать за солью. Чрез сие, кажется, казна, закупая соль в дешевую пору, может получить выгоду, а крестьяне, единовременно ездя за солью, избегнут разных купеческих привязок, притеснений и убытков.
Двенадцатое. О всех таких здешних поселянах, которых по всей губернии несколько тысяч доискиваются дворянства, не угодно ли будет приказать скорейшее и без очереди кому следует сделать единовременное рассмотрение, и если они найдутся подлинно дворянами, то, выселяя на границы, учредить из них ландмилицию или как благоугодно будет; а когда признаны будут крепостными, владельческими, то расчислить, в продолжение нескольких лет, в рекруты или строгим высочайшим именным повелением приказать им быть в повиновении у помещиков и обрабатывать данные им от них земли, которые теперь лежат впусте.
Тринадцатое. Поелику недостаток рогатого скота, сколь здесь известно, случается наиболее от заразы, вносимой прогонным скотом, то иаикрепчаише подтвердить брать всевозможнейшие в том предосторожности, дабы зараженный скот не был впускаем, и хотя о сем достаточные уже сделаны предписания, нужно только всемерно строгое исполнение оных; однако, кажется, не худо бы приобщить к оным и сие правило, чтоб всякий промышленник при прогоне скота во всяком месте, где иметь будет ночлег, от владельца того селения или старшины, брал свидетельства с означением, именно которого дня и числа прогоняем им был скот, брав удостоверения, что никаким не подвержен болезням, в чем владельцы и старшины должны проверять его очевидным осмотром, и в случае [наличия] заразы, различие полагать здоровому скоту от больного по известным наружным признакам. Равным образом и в случае продажи на пути какой-либо части брать о том от покупщиков свидетельства и оные при первом ночлеге предъявлять владельцам или старшинам. По тому как, если б где против свидетельства при первом ночлеге не явилось одной или несколько скотин и промышленник ничем не удостоверил, что оные проданы, или же на скоте и самые признаки болезни найдены, то в таком случае, не допуская к дальнейшему прогону, можно бы было задержать и почитаемый в заразе скот отлучить в особое безопасное от сообщения со скотом того селения место дня на три или на четыре. Если б в сие время оказался падеж или видимыми сделались признаки болезни, тогда уже владелец или старшина уведомляет о том земскую полицию, дабы приняты были в таком случае законные меры; когда же бы ни того, ни другого в течение четырех дней не явилось, то промышленник отпускается в его путь с дачею свидетельства о его задержке. Сим средством, кажется, благонадежнее бы можно было несколько отвратить скотский падеж, но только накрепко через сельскую полицию губернаторам смотреть, чтоб под таковым осмотром скота торговщикам или промышленникам никаких прицепок или привязок по дорогам от поселян не было, и через то не возвышалась бы цена на прогонный скот в столицах.
Четырнадцатое. Относительно же таких дорог, по которым прогона скота не бывает к столице, приказать поступить по силе межевой инструкции, где точно предписано отвести по 30 сажен под те дороги, которые идут в столицу и по коим только прогоняют скот, а прочие отрезанные земли отдать по-прежнему владельцам.
Пятнадцатое. Сельские магазины, на основании изданных узаконений, содержать елико возможно в исправности; но как всякий раз выдача и прием хлеба, лично для маршалов, но пространству поветов не токмо тягостны, по и вовсе почти невозможны, то позволить оные магазины, особливо в казенных селениях, содержать за печатями и замками избранных к тому миром старшин. А потому раздачу и прием хлеба на них же возложить, но только бы они, не продолжая времени, давали маршалам сведения, дабы в случае какого злоупотребления можно было маршалам отвратить или исправить оное взысканием с тех старшин розданного хлеба без крайней нужды. В помещичьих же селениях [выдачу хлеба] оставить на отчете самих помещиков, ибо, как выше предполагается, за не прокормление крестьян описывать в казну их деревни, то и нет дальней нужды маршалам наблюдать в точности за их магазинами, а довольно ежели они наведываться будут о сборе в них в предположенное время хлеба и о целости оного делать иногда свидетельства.
Таковым образом может отвратиться от Белорусской губернии на предбудущие времена недостаток в прокормлении. Владельцы получат не меньшие доходы от избытков своих произрастений, а крестьяне, питаясь без нужды чистым насущным хлебом, благословлять будут Отца небесного и земного, простершего о них свое высокое попечение.
Державин Г.Р. Мнение об отвращении в Белоруссии голода и устройстве быта евреев // «Академия Тринитаризма», М., Эл № 77-6567, публ.12814, 12.01.2006
В биографии Державина , принадлежащей перу В.Ф. Ходасевича , удивляет одна странность: автор биографии, по-видимому, очень не любит своего героя. Явно он этого нигде не говорит, но то и дело вырываются фразы вроде следующих: «Державин во всем начинал с подражаний, исходил из готовых форм, вместе с ними заимствуя у других поэтов оттенки мыслей и чувств»; «выходило коряво и неуклюже; ни стих, ни слог не давались»; «единственно благодаря сложнейшему ходу придворных дел, для себя самого неожиданно, Державин стал возвышаться» — этой последней фразой Ходасевич чуть ли не отказывает своему герою в самостоятельности действий… Тут и там в написанной Ходасевичем биографии ощущается некая тяжкая подозрительность, словно Державин это преступник, которого надо уличить. Например, уже во вступлении Ходасевич пишет, что он опирается на факты о Державине, которые берет «из его переписки и из показаний его современников». «Показаний» — вполне себе прокурорское словечко…
Мы не поймем причину этой недоброжелательности Ходасевича до тех пор, пока не ознакомимся с деятельностью Державина, связанной с еврейским вопросом. Все, конечно, знают, что Державин по заданию Павла I дважды ездил в командировки в Белоруссию, где компактно проживали евреи, и представил императору свой отчет; Солженицын в своей книге «200 лет вместе» довольно подробно пересказал это итоговое «Мнение» Державина. Пересказ Солженицына, однако, не дает полной картины, и, лишь если мы целиком внимательно изучим «Мнение» Державина (вместе с приложениями – более ста страниц большого формата! ), то мы поймем, что это далеко не рядовая бюрократическая «бумага». Пожалуй, это «Мнение» и было одним из главных произведений Державина, таким делом, в котором соединились его литературный и государственный талант.
В своем «Мнении» Державин говорит, что иудеи «неопрятны, вонючи, праздны, ленивы, хитры, любостяжательны, пронырливы, коварны, злы и тому подобное» – разумеется, евреи такой характеристики ему простить не могли, этим и объясняется их всегдашнее, как минимум, подозрительное отношение к Державину. Владислав Фелицианович Ходасевич был еврей: биографы сообщают, что его мать происходила из рода раввинов Брафманов. Этим и объясняется то общее неприязненное отношение, которое чувствуется в написанной им биографии.
Державин, правда, в том же месте «Мнения» перечислил и многие положительные черты иудеев («умны, проницательны, догадливы, проворны, учтивы …трезвы, воздержны, скромны, не сластолюбивы и проч.»), — но разве сказать об «очевидном» — это заслуга? Это всего лишь долг, за который и хвалить не пристало, а вот за указание на отрицательные качества следует человека наказать…
И «наказывают»; вернее, пытаются сделать это… Посмотрим: что же конкретно пишет Ходасевич в биографии Державина о его «Мнении»? Ответ: ровным счетом ничего! Он не умалчивает о двух командировках Державина в Белоруссию, но представляет дело так, будто цели обеих командировок не имели никакой связи с еврейским вопросом. В первом случае, мол, речь шла о взятии в опеку имения Зорича, а во втором – о ликвидации возникшего в Белоруссии голода. Об итоговом отчете Державина Ходасевич, повторяю, не пишет ни словечка, хотя «Мнение» он, конечно же, читал…
Ходасевич не скрывал, что опирался в своей работе на фундаментальную двухтомную биографию Державина, вышедшую из-под пера Якова Карловича Грота; в ней о «Мнении» всё сказано правильно и ясно, само же «Мнение» с приложениями Грот включил в том седьмой составленного им же девятитомного собрания сочинений Державина. Биография Ходасевича была как бы выжимкой из громадного труда Грота, и Ходасевич, дойдя до белорусских командировок, вероятно, терзался вопросом: раскрывать ли их истинную цель и смысл? Тяжкая подозрительность и неприязнь к Державину в этом месте книги Ходасевича сгущаются, приближаясь уже к неприкрытой ненависти… А потом Ходасевич решает промолчать , сделать вид, что никакого еврейского вопроса в жизни Державина вообще не было…
И сразу ему становится легко, и всякая неприязнь к герою биографии пропадает! В заключительной части своей книги Ходасевич просто «заливается соловьем»: Державин теперь уже и «гений», и «милейший человек»… Ходасевич, совершив свой акт умолчания – а по сути: перевирания биографии! – чувствует даже некоторую вину перед Державиным, которую и пытается загладить неумеренными похвалами…
Итак, Ходасевич в своей биографии представил, по сути, еврейский взгляд на Державина: если это великий поэт, то никаких антиеврейских деяний и даже высказываний у него быть не должно. Но разве не таков же и общепринятый, так сказать, хрестоматийный взгляд? Державин – великий поэт и выдающийся государственный деятель (шутка ли: министр финансов при Павле I и министр юстиции при Александре!); это все признают, а вот еврейский вопрос как бы забывают…
Кстати, уже в написанной Гротом объемной биографии есть тенденция уйти от этого вопроса. Ученый немец-профессор обстоятельно рассказывает обо всём, что делал Державин в Белоруссии (вторая командировка длилась четыре месяца), о том, как он писал свое «Мнение» и как последнее было принято императором… Но никакой собственной оценки Державинской записки Грот не дает, и его можно понять: зачем он, немец, будет вмешиваться в деликатный вопрос русско-еврейских отношений? Он, как добросовестный исследователь, как бесстрастный секундант , обеспечил соблюдений всех условий… А дальше – сами выясняйте ваши отношения. Вот вам «Мнение» в томе седьмом, читайте, делайте выводы…
Что ж, так мы и поступим. Попробуем привести некоторые цитаты из Державинской записки и оценить их с точки зрения сегодняшнего дня.
Державин начинает свое мнение почти сразу же с выводов, которые находим в конце вступительной части:
«Нахожу я: школы их (евреев – А.А.) ничто иное, как гнездо суеверств и ненависти к Христианам; кагалы — опасный status in statu , которых благоустроенное политическое тело терпеть не долженствует: в Пруссии они уничтожены. Денежные сборы более к угнетению их народа, нежели к пользе служат, и по собственному их хвастовству, вино у корчмарей для простого народа, а деньги у кагальных для прочих, суть такие мечи, против которых редко кто устоит. Хазаки , коварный вымысел для содержания в единых их руках всех откупов и аренд, есть род самой вернейшей монополии. Херимы — непроницаемый, святотатственный покров самых ужаснейших злодеяний, ко вреду общему и частному свершаемых. Коледы – искусный грабеж, под видом приязни и дружеского посещения. Аренды, корчмы, факторства, торговля и все прочие вышеописанные их установления и деяния ничто иное суть, как тонкие вымыслы, под видом прибылей и услуг ближним истощать их имущество.
Словом, …нельзя правильного сделать заключения, чтоб Евреи в нынешнем их положении, были добрые люди, а потому и добрыми подданными почтены быть не могут, ибо известно, что единственно благонравный образ мыслей производит гражданские добродетели».
Здесь нужно остановиться и уточнить два вопроса. Во-первых, насколько хорошо Державин разобрался в этой проблеме, и, во-вторых, что собой, действительно, представляли евреи Белоруссии того времени?
Относительно первого вопроса сомнений нет: Державин был абсолютно компетентен. После смерти Потемкина Державин как сенатор занимался урегулированием наследственных споров между родственниками князя Таврического – а почти вся недвижимость Потемкина находилась в новоприобретенных от Польши губерниях, где и жили евреи. И земля с тремястами душами крестьян, которая была пожалована самому Державину Екатериной, также находилась в Белоруссии. Поэтому уже при жизни Екатерины II Державин хорошо разобрался в еврейском вопросе, и неслучайно Павел именно его дважды отправлял в официальные поездки в Белоруссию (в 1799 и 1800 гг.) и именно ему поручил выработать пути решения этого вопроса.
К этой работе Державин подошел чрезвычайно добросовестно. Он отлично знал немецкий язык (так как в детстве его первым учителем был природный немец) и свободно пользовался государственными документами Пруссии и Австрии по данной теме (это видно уже в приведенной выше цитате). Он также ссылается на византийский опыт, например, на «кодекс Феодосия», и на Испанию – возможно, эти ссылки он также получил через немецкоязычные источники. Кроме того, Державин советовался с Ильей Франком и другими евреями-реформаторами того времени; некоторые из них, узнав, что он готовит реформу еврейской жизни, послали ему собственные наработки. Об использовании Державиным опыта евреев-реформаторов подробно пишет современный американский исследователь Дж. Д. Клиер .
Теперь о том, что же представляли собой тогдашние евреи «Западного края» Российской империи (так называет Белоруссию и прилегающие области сам Державин в своих воспоминаниях). На этот вопрос, собственно, он также ответил в процитированном отрывке: “status in statu”, «государство в государстве». После ликвидации крупных еврейских общин в Испании, откуда евреев в 1492 г. изгнал Торквемада, они рассеялись по многим странам, но всё более концентрировались именно в Восточной Европе, конкретно – в Польше, а после раздела Польши оказались частично в Российской империи, частично – под властью Пруссии и Австрии.
…Говорить, что «евреи – враги христианства», было легко, не видя их; но вот русские люди столкнулись с ними лицом к лицу, и что же они увидели? Державин в «Мнении» откровенно описывает шок, который нельзя было не испытать при пересечении границы России и Белоруссии. Вот русский крестьянин: он бодр, здоров, деятелен, предприимчив, а вот белорусы: вечно пьяные, изможденные, нищие, больные… Полная апатия: целыми днями белорусский крестьянин сидит у пруда с удочкой в самую жаркую сельскую пору, во время покоса или жатвы (когда, по крестьянскому присловью, «один день год кормит»). Дело было в том, что евреи настолько опутали белорусских крестьян долгами, что расплатиться не было никакой возможности; а раз так, то бесполезно было и урожай собирать. У тех белорусских крестьян, которые все-таки убирали хлеб, евреи выманивали его при помощи «колед» (или «коляд»), упомянутых Державиным в вышеприведенной цитате…
После сбора урожая евреи приезжали в белорусские села и напаивали крестьян даровой водкой – это и называлось «коледой». В пьяном виде крестьяне подписывали новые кабальные долговые обязательства… В результате, крестьянин отдавал весь урожай, но не только не погашал прежний долг, а оказывался должен еще больше!
Какой же тогда смысл работать в полях, если отберут всё до последнего зернышка? Деятельность евреев и была главной причиной голода в Белоруссии – это было первое, что установил Державин. При этом евреи нарушали все мыслимые законы: судьи были ими подкуплены, помещики также ими контролировались через навязанных управляющих или запутавшись в долгах. Само по себе еврейское производство водки было незаконным, и одним из первых дел Державина в Белоруссии стало закрытие им обнаруженного подпольного еврейского винокуренного завода. Также в одном из уездов пораженной голодом Белоруссии Державин обнаружил около ста возов с зерном, которое евреи вывозили на экспорт через Минск и Ригу. Державин реквизировал это зерно, опираясь на указ Петра I от 1723 года, и приказал раздать хлеб нуждающимся. На донесение об этом 7 июля 1800 г. Павел I наложил резолюцию «Весьма апробую».
Державин посылал донесения Павлу и напрямую, и (чаще всего) через генерал-прокурора Обольянинова, и Грот в биографии Державина пишет, что Обольянинов, со своей стороны, просил разрешения государя «предать суду как куривших вино в Лёзне евреев, так и лиц, допустивших это своим слабым надзором; хлеб же, взятый у первых, считать конфискованным в казну. Павел был так доволен этим распоряжением, что, надписав на докладе генерал-прокурора резолюцию: Быть посему , пожаловал Державину две награды разом, — чин действительного тайного советника и почетный командорский крест св. Иоанна Иерусалимского» .
Подобными экстренными действиями Державин навел страх на местное начальство, на помещиков и на евреев; однако ясно было, что «пожарными» мерами в долговременном смысле вопрос не решить. Евреи в Белоруссии, там, где это им было нужно, умели создать свое численное превосходство. Например, они могли в суд привести множество свидетелей в свою пользу (а нередко – лжесвидетелей). Их кагалы собирали деньги на всевозможные подкупы должностных лиц, а те евреи, которые отказывались участвовать в этих сборах, подвергались остракизму и конфискации имущества.
Державин объехал много районов Белоруссии и собрал множество различных материалов; затем, обосновавшись в Витебске, написал свое объемное «Мнение».
Главное его предложение состояло в том, что евреев следует из Белоруссии расселить, переведя, например, на пустующие земли Новороссии. Державин предложил образ действий, обратный тому, который практиковали евреи, создавая там, где им нужно, численный перевес. Он предложил расселять их таким образом, чтобы они, наоборот, везде были в меньшинстве и не только не могли бы сами контролировать ситуацию, но всегда были бы под контролем российских властей и населения. Этот контроль над евреями должен был начаться с распутывания взаимных долгов, которыми была прошита вся хозяйственная жизнь Западного края. Крестьяне, помещики, торговцы-евреи и неевреи, государственная казна, — все были должны друг другу, и некоторым казалось, что распутать этот долговой клубок невозможно.
Забегая вперед, скажем, что это оказалось вполне возможным, и массовое переселение евреев из Белоруссии было проведено – правда, значительно позже, чем намечал Державин.
Вначале помешало убийство Павла I, затем – Наполеоновские войны; но в 20-е годы ХIХ века переселения начались в больших масштабах. Державин в своем «Мнении» детально разработал финансовую сторону вопроса, в частности, механизмы взаимозачета долгов; этому аспекту и переселениям посвящена основная часть его «Мнения». Президент Коммерц-коллегии при Екатерине II и министр финансов при Павле I, он хорошо знал и любил финансовые вопросы. В частности, он предусмотрел такой механизм взаимозачета долгов, чтобы образовался фонд, достаточный для финансирования и самой этой организаторской работы, и переселения евреев на «порозжие земли».
Вскоре после своего вступления на престол Александр I образовал «Комитет о благоустроении евреев», куда вошел Державин и еще четверо членов; в 1804 г. комитет опубликовал «Положение о евреях». Иудеев работа Державина очень насторожила, и они сразу начали ей противодействовать. Грот пишет в биографии Державина о том, что кагалы начали сбор денег (точнее, решили обложить всех евреев дополнительным сбором) на издержки для сопротивления мерам правительства . На с. 828 Грот цитирует постановление общего собрания представителей кагалов: «Вследствие неблагоприятных вестей из столицы о том, что судьба всех евреев перешла ныне в руки пяти сановников, которым дана полная власть распоряжаться ими по своему усмотрению, мы принуждены отправиться в Петербург с целью просить государя, да возвысится его слава, чтобы у нас никаких нововведений не делали».
Нововведений не делали? Не тут-то было! В общем и целом, по еврейскому вопросу все пять членов комитета были единомышленниками (на взгляд автора этой статьи; а вообще, это вопрос, конечно, спорный). Двое из них были поляки: Чарторыйский и Потоцкий; третий, Валериан Зубов, владел имениями в Западном крае, а впоследствии женился на польке. Помещикам Западного края ни в коем случае не хотелось, чтобы их дела попадали под контроль евреев; если они и были заинтересованы в сотрудничестве с евреями, то только под собственным контролем. Но именно на это и был нацелен план Державина: на перехват управления ситуацией. Наконец, пятый член комитета, Кочубей, как министр внутренних дел, также отнюдь не был счастлив оттого, что евреи Белоруссии не только игнорировали все законы Российской империи, но даже пытались распространить собственные законы на Петербург.
Повторюсь: по-моему, в отношении к евреям все члены комитета – по крайней мере, потенциально – могли быть единомышленниками; другое дело, что по другим вопросам и в целом они вели между собой непримиримую борьбу. Например, Державин как министр юстиции и молодой граф Кочубей как министр внутренних дел почти сразу встали на тропу войны, и все понимали, что один из них должен уйти. Этим человеком стал Державин; просто потому, что в 1803 году ему исполнилось 60 лет, и он, возможно, чувствовал, что больше не способен на изматывающую активную работу в правительстве…
Державин ушел в отставку и постепенно удалился от всех дел (кроме литературных), но, как уже было сказано, именно его план решения еврейского вопроса правительство России начало выполнять после окончания Наполеоновских войн. Конечно, переселение происходило не без конфликтов, и некоторые историки изображали его как варварство и грубое насилие. Например, Ю.Гессен в своем двухтомнике «История еврейского народа в России» «Комитет о благоустроении евреев» называет почему-то «Антиеврейским комитетом», а переселение именует не иначе как «выселением». Он пишет в конце первого тома своего труда: «Начались выселения. К январю 1824 года по Белоруссии изгнали (выделено мной – А.А.) около 20 тысяч евреев. Не находя приюта и питания, выселенцы страшно бедствовали» .
Процесс переселения евреев на новые земли растянулся на многие годы; по сути дела, он происходил на всём протяжении ХIХ века, да и в ХХ веке тоже…
Державин заложил принципиальные основы этого эпохального переустройства. Начало этой ассимиляции евреев в русское общество было положено при Павле I, потому закончить эту статью хотелось бы, процитировав заключительные строки из «Мнения» Державина:
«Таким образом, Евреев род строптивый и изуверный, враги Христиан, хотя по определению вечных Судеб и останутся в непременном своем рассеянии, дондеже угодно Всевышнему; но и в сем своем печальном состоянии получат образ благоустройства. А Павлу Первому представится в род и род незабвенная слава, что он первый из монархов российских исполнил сию великую заповедь: «Любите враги ваша, добро творите ненавидящим вас».
Подлинное подписал: Сенатор Державин».
___________________________________________________________________________
Ходасевич В.Ф. Державин. Париж, изд-во «Современные записки», 1931.
Державин Г. Р. Мнение сенатора Державина об отвращении в Белоруссии недостатка хлебного обузданием корыстных помыслов евреев, о их преобразовании и о прочем. Сочинения Державина. С объяснениями, примечаниями Я. Грота. Т. 1-9. СПб, 1867-1880. Т. 7, с. 250.
Державин Г. Р. Сочинения Державина. Т. 1-9. СПб, 1867-1880. Т. 7, с. 250.
Державин Г. Р. Сочинения Державина. Т. 1-9. СПб, 1867-1880. Т. 7, с. 261.
Клиер Дж. Д. Россия собирает своих евреев. Klier, J. D. Russia Gathers Her Jews: The Origins of the «Jewish Question» in Russia, 1772-1825. Illinois, 1986.
Грот Я.К. Жизнь Державина: по его сочинениям и письмам и по историческим документам. Т. 1-2. СПб, 1880-1883. Т.1, с.734.
Грот Я.К. Жизнь Державина: по его сочинениям и письмам и по историческим документам. Т. 1-2. СПб, 1880-1883. Т.1, с.828.
Гессен Ю.И. История еврейского народа в России, т. 1-2, Л., 1925. Т.1, с. 206.
Михаил Эдельман
“Старик Державин нас заметил…”
Портрет Гаврилы Романовича Державина , Эрмитаж.
Хотя строки эти были написаны многим позже описываемых здесь событий и совсем по другому поводу, но уж очень они подходят к нам, потому что знаменитый поэт и сановник т акую метку оставил, что российские антисемиты по сей день одним из доводов своей правоты выставляют “Мнения о евреях” этого выдающегося юдофоба.
Гавриил Романович был не только поэтом, а еще и крупным государственным деятелем: сенатором и даже президентом комерц-коллегии. А в 1799 году он впервые, в 56-летнем возрасте встретился с евреями.Произошло это следующим образом
Павел I послал Державина в Белоруссию, чтобы расследовать жалобы евреев на владельца города Шклова С.Г.Зорича, угнетавшего как евреев, так и крестьян. Державину было поручено оказать защиту претерпевшим от Зорича.
Генерал-лейтенант Зорич, бывший фаворит Екатерины II, в 1778 году оставил Петербург в 35-летнем возрасте и поселился в местечке Шклов (близ Могилева), подаренном ему еще раньше Императрицей (по первому разделу Польши в 1772 году часть Могилевской и Витебской губерний отошли к России), приголубившей на 11 месяцев блестящего серба, бывшего на 14 лет моложе ее.
В ШкловеЗорич повел столь широкую жизнь, что на это не хватало даже его колоссальных доходов. Здесь Семен Гаврилович зажил местным царьком с многочисленным двором, театром, где ставились французские оперы и итальянские балеты, царскими выездами и балами, проматывая огромные деньги.
Как евреев, так и крестьян Зорич обложил непомерными платежами. евреев же принуждал продавать такое количество водки, что они вынуждены были заявить, что такого количества ведер да еще по высокой цене распродать невозможно. В ответ Зорич приказал водку свозить в шинки и независимо от того, кто вовремя деньги не сдаст проводить экзекуции, проще – подвергать телесным наказаниям. Зорич вообразил, что евреи – его крепостные и расправлялся с ними как хотел: у одних отобрал дома и выгнал из местечка, других собственноручно избивал, а также забирал без денег напитки.
Еще до приезда Державина в Шклов было решение сената, что помещик не имеет права суда и расправы над евреями, так как они принадлежат к купеческому и мещанскому сословию. Кроме того, чтобы несколько охранить шкловских евреев от больших поборов, было решено, как временная мера, подать уплачивать в средней сумме как за последние три года, так как Зорич постоянно подати завышал.
Потому ли, что жалоба на Зорича слишком ярко показывала его произвол, а может, сыграла роль личность Зорича, как фаворита Екатерины II, к памяти которой Павел I относился отрицательно, подчас со злобой, государь и решил рассмотреть жалобу шкловских евреев на Зорича. Державину было поручено о причинах жалобы донести не только сенату, но и Государю.
Виновность Зорича была очевидна, но Державин, крепостник в душе, а также по личным соображениям решил выгородить своего одногодку. Для этого он воспользовался возникшим в это время в Белоруссии Сенненским делом по обвинению евреев в ритуальном убийстве. Одновременно убить второго зайца – нанести удар евреям.
Сенненское дело – это первый по времени ритуальный процесс против евреев в России, послуживший впоследствии для возбуждения таких же дел. До этого было много наветов в приграничных Польше, Литве, Галиции, но они не сыграли такой роли, хотя сопровождались пытками и убийствами евреев. Сенно – это маленький уездный город (фактически – местечко, до тысячи человек населения) Могилевской губернии в 50 км юго-западнее Витебска.
На еврейскую пасху в 1799 году в Сенненском уезде вблизи еврейской корчмы нашли труп женщины. Один свидетель утверждал, что видел эту женщину в корчме с 4-мя евреями. Их арестовали. Прямых улик не было, а был только слух, что евреям нужна христианская кровь. Белорусский губернатор передал дело в уголовный департамент главного белорусского суда. Этот департамент поручил секретарю Стукову расследовать: “Нет ли в законах евреев положения, что евреям христианская кровь нужна?”.
Семью годами ранее, до Сенненского дела, в 1772 году, то есть когда Белорусский край перешел к России, в типографии Почаевской Лавры (на Волыни) были напечатаны “Басни Талмудовы, от самих жидов указанные”, а через пять лет в Петербурге в 1787 году “Обряды жидовские”, где приводилась легенда об осквернении евреями христианских святынь и об употреблении христианской крови. Основой этой кровавой литературы послужили польские книжки на эту тему.Издание этой литературы подготовило почву для навета
Секретарь Стуков привлек к расследованию крещеного еврея-ренегата Станислава Костинского. Они раздобыли две еврейские книги и одну польскую. Костинский сделал выписку из религиозного кодекса Шулхан-Аруха (в нем до тонких мелочей регламентируется жизнь еврея), который был раздобыт Стуковым “из отдаленных от Витебска мест”, как будто этой книги, находящейся в постоянном употреблении, не было в Витебске. Делая выписки, Костинский исказил их суть.Польская книга называлась “Открытие таинственных дел еврейских через раббинов, принявших христианский закон”. А в этой книге имелась ссылка еще на одну книгу – “Изыфелев”, о которой сообщал под пыткой выкрест Ян Серафинович в галицийском городе Сандомире еще в 1710 году. В общем, источники были “хорошими”, и Стуков с искаженным переводом Костинского препроводил эти книги в уголовный департамент при соответствующем докладе.
Одновременно с этим директор департамента духовных дел иностранных исповеданий Скрипицын послал в Сенат записку, в коей сообщал, что возможно евреи и употребляют христианскую кровь, но что по “Сенненскому делу ничего не открылось”, то есть в данном случае улик нет. Процесс должен был быть закончен и предан забвению, но в это время приехал Державин в качестве сенатора для расследования жалобы шкловских евреев на Зорича.
Державин встретился со Стуковым и направил Павлу I его записку и заявил, что содержание записки Стукова “обвиняет всех евреев в злобном пролитии по их талмудам христианской крови”. А также, учитывая что “по открытой вражде” один народ не может быть свидетелем против другого, он, Державин, отказывается принимать свидетельские показания евреев против Зорича “… доколь еврейский народ не оправдается перед вашим императорским Величеством в помянутом ясно показываемом на них общем противу христианства злодействе”.
Но несколько ранее державинского послания Павел ознакомился с запиской Авраама Бернгарда, доктора медицины, проживавшего в Шавлах (ныне – Шауляй) Ковенской губернии. В этой записке под названием “Свет во мраке Самогитии” (Самогития – Жмудь, Жемайте – страна в низовьях Немана, а также ее коренное население). Бернгард рассказал о средневековых гонениях на евреев и о двух ритуальных процессах, а также разные доказательства Моисеева закона и Талмуда, показывающие беспочвенность Сенненского навета.
Павел Первый
Записка Бернгарда произвела впечатление на Павла I. Он отверг предложение Державина, приказав исполнять данное ему поручение, оставив в стороне Сенненский процесс. Ответ государя отрезвил и Витебский суд, где рассматривалось “дело”: не найдя реальных данных для обвинения евреев в убийстве женщины, он освободил заподозренных. А Зорич умер в этом же 1799 году без потомства, оставив 2 млн. рублей долга. Державин затаил свою темную и лютую вражду к евреям.
А чтобы убедить общественное мнение в причастности евреев к Сенненскому убийству, в 1810 году было отпечатано в Смоленске новым изданием “Обряды жидовские”. Державин же способствовал распространению этого навета. Забегая вперед, скажем, что в своих “Мнениях о евреях” (проекте еврейской реформы) он заявил, что если “кровопролития” и бывали где-либо в древности, то лишь по изуверству некоторых фанатиков, но тут же отметил, что эти злодеяния “исполняются или, по крайности, теперь только защищаемы бывают в кагалах”. И приложил записку (копию) Стукова и искаженный перевод (вероятно ренегата Костинского) некоторых мест из книги “Шевед Егуда” (колено Иуды; род, племя Иуды).
А вскоре Державину представился случай, чтобы повлиять на еврейскую жизнь в России
В 1800 году он получил вторую командировку в Белоруссию, где свирепствовал страшный голод, - повеление Государя расследовать причины неурожая в Белоруссии, и почему в голодный год крестьяне были оставлены помещиками без хлеба. 6 сентября 1800 года Павел уполномочил Державина прекратить злоупотребления, а у помещиков, которые из безмерного корыстолюбия оставляют крестьян без помощи, отобрать имение и отдать в опеку.Но в дополнительной инструкции, данной Державину его близко знакомым, не меньшим юдофобом, чем сам Державин, генерал-прокурором Сената П.Х.Обольяниновым, был прибавлен пункт: “А как по сведениям немалою причиною истощения белорусских крестьян суть жиды, то высочайшая воля есть, чтобы ваше превосходительство обратили особливое внимание на промысел их в том, и к отвращению такого общего от них вреда подали свое мнение”.
Эта юдофобская приписка, не без участия самого Державина, дана для того, чтобы ослабить удар против помещиков и обратить его на евреев. И здесь-то Державин развернулся во весь дар своей словесной витиеватости, применив ложно построенное умозаключение, обманчивые доводы, выхватывая отдельные стороны явления, при поверхностном взгляде кажущихся правильными. Кроме того, ему нужно было сохранить авторитет помещиков в глазах крепостных крестьян.
С ревизией Белоруссии Державин справился с течение 3-4 месяцев: взял под опеку имение одного польского магната Огинского, лично закрыл еврейскую винокурню в местечке Лиозно, причем распоряжался так усердно, что вызвал жалобу от женщины-еврейки в нанесении ей побоев. Он собирал сведения о евреях среди враждебного им мещанства и купечества, среди “ученых” преподавателей иезуитской коллегии. Он получил только два проекта просвещенных евреев – Франка и Ноткина (о них – ниже). Из разных опросов Державин сделал “вывод”: “занятия евреев – торговля, аренда, корчемство, факторство – суть только “тонкие вымыслы под видом прибылей и услуг ближним, истощать их имущество; школа – гнездо суеверств; нравственного чувства у евреев вовсе нет. Не имеют они понятия о человеколюбии, бескорыстии и прочих добродетелях”.
После этих “праведных” трудов по “наведению порядка” Державин осенью 1800 года сел в Витебске и начал составлять записку о евреях под заглавием “Мнение об отвращении в Белоруссии недостатка хлебного обузданием корыстных промыслов евреев, о их преобразовании и о прочем”.
До скончания века российские антисемиты будут молиться на этот державинский “труд”. Ведь виновниками голода по домыслу сенатора Державина оказались не помещики, а – евреи. “Работа” Державина обширна и нет возможности в газетном очерке ее полностью прокомментировать, вот лишь штрихи.
Начинается она с того, что евреи “производили и ныне производят много о себе шуму”. Затем чуть истории. Когда несколько царств разрушилось, и почти следы их исчезли, евреи удерживают свое единство, язык, веру, обычаи, законы. Державин представляет выписки из церковной и польской истории и утверждает, что евреи властвуют над теми, между которыми обитают.
“Тунеядцы, они обманами и пронырством пребывали в изобилии за счет своих гостеприимцев, не занимались ремеслами и хлебопашеством"” (А в сноске, под редакцией академика Я.Грота, т. VII, 1872 г., некоторое смягчение редактора: Краткое время Иудеи были свободны, а остальное время под гнетом других народов: Ассириян, Мидян, Персов, Римлян, которым платили дань).
И далее, описывая жизнь евреев, Державин заключает: “Жиды умны, проницательны, догадливы, проворны, учтивы, услужливы, трезвы, воздержанны, скромны, не сластолюбивы и проч., но с другой стороны, неопрятны, вонючи, праздны, ленивы, хитры, злы и т.д.” (Не противоречие ли – проворны и ленивы?).
“Ни перед кем не снимают своих ермолок”. Для царедворца это – уже преступление. Перечисляя пункты об учебе, школах и занятиях евреев в 6-ом пункте он пишет: “В сих кагалах исполняются и защищают христианские кровопролития, в коих Иудеи по разным временам и царствам подозреваемы”. Хоть сам Державин, как уже отмечалось, утверждать это, по его словам, не может, но счел за нужное не выпустить из виду.
И он делает выводы, что жизнь евреев надо изменить
Конечно, Державин понимал причины голода, но, будучи сам помещиком, не посмел предложить меры к обузданию помещичьего произвола и говорил, что за помещиком надо сохранить полноту власти над крестьянином. Поэтому, не касаясь взаимоотношений между помещиком и крестьянином, Державин направил свое внимание исключительно на еврея. И еврей должен стать объектом суровых правительственных распоряжений.
В официальной записке о причинах голода он перечисляет 13 пунктов, где чуть затрагивает поляков: ленивы, непроворны, отлынивают от трудов, просят помощи у помещиков и – опять свой мотив – жиды: “… отдают жидам за старые долги”. “А жиды, покупая от крестьян, продают им втридорога, обогащаются. Так у поселян отняты способы быть зажиточными и сытыми”. “Жиды-арендаторы в корчмах продают вино днем и ночью… Сии корчмы соблазн для народа, там крестьяне развращают нравы… Там выманивают у них жиды не токмо хлебно и … орудия, имущество, время, здоровье и саму жизнь”.
И далее с небольшими модификациями в той же тональности во всей официальной записке главным виновником голода был еврей. И хотя Державин в своем проекте предлагает запретить аренду имений всем независимо от того “христианского они закона или жиды”, фигура еврея под его пером, пером сенатора и поэта, выросла в такую величину, что заслонила и помещиков, и крестьян, и крестьян-арендаторов.
В частном же письме своему приятелю генерал-прокурору Обольянинову Державин писал: “Трудно без прегрешения и по справедливости кого-либо обвинять. Крестьяне пропивают хлеб жидам и от того терпят недостаток в оном. Владельцы не могут воспретить пьянство для того, что они от продажи вина почти весь свой доход имеют. А и жидов в полной мере обвинять также не можно, что они для пропитания своего извлекают последний от крестьян корм. Словом, надобно бы всем сохранить умеренность и через то воспользоваться общим благоденствием. Но где же и кто таков, кто в полной мере соблюдал оную? Всяк себе желает больше выгод”.
В официальной записке Державин излагает обширный проект (88 пунктов) преобразования жизни евреев. Весь проект – это смесь юдофобии с попыткой проблеска реальности и смутным пониманием трагедии еврейства. Он имеет много принудительных и репрессивных мер. Так, в одном из мероприятий по ликвидации голода (“осьмое”), сенатор предлагает: “Владельцам и управляющим смотреть наистрожайше, чтобы с колядою жиды не ездили и чтобы жидам хлебных долгов не платили”. А за нарушение предлагает наказание: крестьян без очереди в рекруты, жидов без жен и детей в рудокопные заводы.
Вельможа [Он не вельможа, а сановник - FV] додумался до того, что евреев надо выслать из городов и даже деревень, проводя их перепись, к еврейским именам добавить, как он называет, русские прозвища. “Например, Нота Замысловатый, Лейба Ицкович Промышленный, Хацкиль Мордухович Дикий, Лейзер Мовшевич Деревенский, дабы каждый свое помнил”.Но надо сказать, что сей государственный муж не был бескорыстен. Выступая с еврейским проектом, он надеялся стать “начальником”, которого он называет протектором, над всеми евреями России: “… то неугодно ли будет для еврейского народа, относительно только преобразования его и, если можно, превращения, определить особливого протектора, под руководством коего все бы дело сие совершалось и который бы при всяком нужном случае мог не токмо покровительствовать их по губерниям и в Сенате; но и представительствовать за них у Его Величества”.
Но прежде этого определения особливого протектора “гуманный” сановник предлагает одну из главных мер по ликвидации голода: ликвидировать корчмы, “…. А которые корчмы где останутся, то учредить их на праве шинков, а жидов-арендаторов тотчас выгнать”.
И уж совсем “гениальная” мера: “О переселении евреев из Белоруссии”. Причем в одном из пунктов сказано: “А кто может платить подати государственные и кагальные, может остаться”.
Желая еще больше обременить евреев, но, создавая видимость уравнения их с крестьянами, Державин предлагает брать евреев на военную службу, но, боясь, что еврей, благодаря своей трезвости, упорству и трудолюбию продвинется по службе, сей сановный муж предлагает: “… при рекрутских наборах хотя и могли бы они принимаемы быть в военную службу, но как по природной своей трусости добрыми солдатами никогда быть не могут, … то можно, кажется употребить их только в фурлейтеры, музыканты и другие нефрунтовые низкие должности. Достигшему же высоких наук офицерских и штаб-офицерских и дворянских чинов не присваивать”.
И после предложения всех своих соображений подводит черту: “… и тогда только, а не прежде развращенные евреи, если переменят свои суеверные обычаи, будут Российского престола прямыми подданными”.
И в заключение – это уже апофеоз – своего очень большого и “полезного” труда, государственный “реформатор”, опять же пользуясь софистикой, евангельскую любовь применяет для унижения и дополнительного оскорбления евреев и возвышения государя: “Таким образом, евреев род строптивый и изуверный, враги христиан, хотя по определению вечных судеб и останутся в непременном своем рассеянии, дондеже угодно всевышнему; но и в сем своем печальном состоянии получат образ благоустройства. А Павлу Первому предоставиться в род и род незабвенная слава, что он первый из монархов российских исполнил сию великую заповедь: “Любите враги ваша, добро творите ненавидящим вас”. Подлинное подписал: Сенатор Державин”.
И во всем проекте Державина – религиозная неприязнь и фанатическое недоверие к евреям: евреи – враги христиан. И там, где надо было увидеть крепостника, Салтычиху, безнравственность Закона Державин, захотев увидеть жида, его увидел. Говоря объективно, Державин предложил и положительные меры: распространение просвещения среди евреев и введение производительного труда. Но эти меры были ему внушены евреямиФранком и Ноткиным.
Франк Илья, врач, учился в Берлине, практиковал в местечке Креславке Двинского уезда Витебской губернии. Державин посетил Креславку, где они познакомились. Державин сказал Франку: “Раз Промысл сохранил до сих пор этот маленький и рассеянный народ, то мы должны позаботиться об его сохранении” (Это Державин повторил во “Мнении”.). Эти слова обманули Франка относительно истинного отношения Державина к евреям.
Франк придерживался взглядов тогдашних германских просветителей (XVIII век). Он подверг критике еврейские обряды и традиции иудаизма. Еврейских учителей обвинил в том, что из-за их обучения евреи обособлены от других народов, а потому коснеют в невежестве, а Талмуд наполнен глупостями. Франк считал, что еврейская реформа должна начаться с открытия школ с преподаванием русского, немецкого и еврейского языков.
Конечно, это одностороння критика, лишенная исторических объяснений, с энтузиазмом была воспринята Державиным. Он взял от Франка идею общего образования, но также внес в свой проект реформ те слова Франка, где говорится об обособленности евреев от окружающих народов. В этом отношении записка Франка сыграла отрицательную роль, – проект Державина стал аргументом для антисемитов. Франк же был уверен, что видит перед собой просвещенного сановника, а Державин воспользовался этим, чтобы показать мрачную картину еврейства. Но мысль Франка о просвещении евреев легла в основу культурной реформы.
Ноткин, Нота Хаймович, могилевский купец, стал выдающимся общественным деятелем. Официальные бумаги подписывал титулом “надворный советник польско-королевского двора”. В 1788 году он осуществлял поставки для главнокомандующего в русско-турецкой войне генерал-фельдмаршала Г.А.Потемкина. Он выдвинул свой проект, где смело противоречил Державину: “… считать евреев единственно виновниками скудости крестьян, неосновательно”.Он доказывает, что “во многих местах, где хотя и находятся евреи, крестьяне живут в изобилии, в других местах, где нет евреев, крестьяне, однако, терпят нужду”. Запрет евреям жить по деревням бесполезен, так как куда же денутся бедные, которых считается до 100000 обоего пола с малолетними? А если переселять их в пустопорожние земли для занятия земледелием, то откуда взять суммы на обзаведение и прокормление, кому будут сбывать “свои изделия”.
Ноткин пишет, что если и есть какие-то со стороны евреев злоупотребления, то они происходят единственно от бедности, и потому, чтобы употребить евреев на пользу государственную и их собственную, нужно отвратить бедность. И он предлагает ряд полезных мер, среди которых:
- освободить евреев от двойной подати и уровнять с прочими российскими подданными;
- устроить фабрики и заводы. Помещиков ограничить с еврейских податей по мере того состояния, в котором находились они (помещики) во время присоединения того края к России;
- создать школы с изучением языков (как и предложение Франка).
И далее – оригинальная мера, противоречащая державинской мере, смелая и независимая: не выбирать к заседанию в министерствах того из евреев, кто не знает русского языка. Способных же евреев определять в государственную службу и награждать их по заслугам и чинам.
Ноткин предотвратил переселение евреев из Смоленска и пытался парализовать державинский проект. Но проекту Державина при содействии генерал-прокурора Обольянинова, было придано особое значение в Сенате, где разрабатывалась еврейская реформа. В правительство много раз приходили слухи о произволе, чинимом над евреями на бывшей польской территории. И потому оно в последние годы XVIII века поставило на очередь еврейский вопрос, и местным областям предложено было высказаться. Многие польско-литовские дворяне высказали свое мнение в державинском духе.Главное для них было – усиление помещичьего влияния и конечно иметь козла отпущения – евреев – для оправдания перед правительством. А в 1802 году для рассмотрения державинского проекта был учрежден (уже при Александре I) Еврейский комитет (“Комитет о благоустроении евреев”), включивший крупных сановников из окружения государя: граф В.П.Кочубей, министр внутренних дел, друг императора Александра I; князь А.-Е.Чарторыйский, товарищ министра иностранных дел, также друг царя; граф С.О.Потоцкий, сенатор; граф В.А.Зубов, генерал-лейтенант, в тот период директор 2-го кадетского корпуса. Из представителей старого режима вошел и наш “реформатор” Державин, ставший в это время министром юстиции. Управлять комитетом было поручено М.М.Сперанскому, тридцатилетнему профессору, правителю канцелярии министерства внутренних дел. Комитет пригласил для работы еврейских депутатов от всех кагалов Минской, Подольской, Могилевской и Витебской губерний. Здесь же было принято решение, чтобы губернаторы высказали свое мнение об устройстве евреев.
Державин отстаивал свое исключительное положение в Комитете и, пользуясь высочайшим правом, лестным письмом пригласил Ноткина, отмечая его высокие нравственные качества, принять участие в работе Комитета. Позже, в своих записках, где Державин пишет о себе в третьем лице, о Ноткине высказывается презрительно, с пренебрежением, как царедворец, коему сей человек уже не нужен (Ноткина уже не было, он скончался в 1804 году).
Интересна записка, составленная членом Комитета графом Потоцким Северином Осиповичем, сенатором. Человек государственного ума, он пишет, что предстоит заняться судьбой семи-восьми сот тысяч людей. Преследуемые более 18 веков, обреченные на ненависть народов, обременяемые налогами и устраненные почти от всех достойных промыслов, евреи не могли не заразиться пороками, которые признавались врожденными. Следует отличать пороки, вызванные положением, в котором находился еврейский народ от тех, которые ему свойственны наряду с прочими людьми.
Глубокая пропасть лежала между “Мнением” Державина и запиской Потоцкого. Державин злобно клеветал на евреев, требовал стеснения их в гражданских правах, обособления от гражданского населения. Он старался доказать, что евреи – враги христиан не только в вопросах религии, но и в повседневных отношениях. В житейских действиях евреев скрывается злобный умысел.
Потоцкий же старался облегчить обвинения евреев, желая сблизить их и христиан, не говорил о новом ограничении. Но был еще голос, который по своей гражданственности стоял не только диаметрально противоположно державинскому юдофобству, а даже значительно выше гуманности Потоцкого. Это была записка литовского губернатора Ивана Григорьевича Фризеля (скончавшегося в год создания Комитета). Он принял во внимание нужды самих евреев. В своем проекте он потребовал уничтожения еврейской автономии, чтобы высвободить еврейские массы от власти руководителей кагалов, которые ею злоупотребляли, а также уравнять евреев в правах с соответствующими массами христианского населения.То есть купцов с купцами, ремесленников с ремесленниками, с правами быть принятыми в цехи и быть выбранными в разные должности. Землевладельцев же сравнять с российскими однодворцами, т.е. владельцами небольшого (один двор) земельного участка (такие происходили из служилых людей). А также создать для евреев общеобразовательные школы, привлечь их к производительному труду и обуздать своеволие помещиков. То есть в противоположность Державину – превратить евреев в полноправных российских граждан. Проект Фризеля не был осуществлен, но сыграл роль в Еврейском комитете.
Державин противился равноправию евреев. Он отстаивал положения своего проекта, представлявшего смесь диких суждений патриархального россиянина о незнакомой ему культуре с реформаторскими замыслами в современном ему казарменно-прусском духе.
Здесь требуется назвать еще одно лицо, сенатора Д.О.Баранова. Будучи делопроизводителем Еврейского комитета, вырабатывающего “Положения” 1804 года о евреях, он составил неблагоприятный для них проект нового законодательства в духе державинского “Мнения”, направленного против евреев. Но Михаил Михайлович Сперанский не дал движения антисемитскому проекту Баранова. Сперанскому же принадлежат журнальные постановления Комитета, проникнутые свободомыслием. Сам Сперанский был дружен с Абрамом Перетцем, просветителем и лидером еврейской общины Петербурга, видным подрядчиком по кораблестроению (Кстати, через 18 лет после описываемых событий Баранов был послан в Белоруссию в связи со свирепствовавшим там опять голодом, где снова в державинском духе отметил главную причину голода).
Враждебные отношения Державина к новым государственным деятелям – сподвижникам Александра I, заставили его вскоре выйти в отставку. “Положение о евреях” 1804 года было разработано Комитетом без Державина, но его проект не остался без влияния на характер этого акта.
Результатом деятельности Комитета явилось издание первого по времени систематически разработанного законодательства о евреях России – “Положения о евреях” 1804 года. В Указе об издании “Положения” утверждалось, что реформа соответствует благу самих евреев. На самом деле реформа получила характер меры, направленной не к улучшению условий, в которых жили евреи, а к устранению тех явлений еврейской жизни, которые признавались вредными для прочего населения.Д.З. Фельдман
История бытования записки Г.Р. Державина о белорусских евреях
1800 г. из собрания РГАДА
Ключевые слова: записка Г.Р. Державина об отвращении в Белоруссии голода и устройстве быта евреев, «Мнение сенатора Державина...», Российский государственный архив древних актов.
В Российском государственном архиве древних актов (РГАДА) в составе коллекции «Рукописный отдел библиотеки МГАМИД» хранится записка по еврейскому вопросу в России, автором которой является видный государственный деятель и поэт конца
XVIII - начала XIX в. Гавриил Романович Державин. Ее рукописный оригинал имеет авторский заголовок: «Мнение сенатора Державина об отвращении в Белоруссии недостатка хлебнаго обузданием корыстных промыслов евреев, о их преобразовании и о прочем»1. Текст этого появившегося в результате инспекционной поездки сенатора сочинения, переплетенный и помещенный под большеформатную жесткую обложку, написан несколькими почерками, с исправлениями и ремарками. К «Мнению...» приложены копии собранных сенатором-поэтом многочисленных документов по еврейскому вопросу в России и странах Европы (всего их 38), в том числе законодательные акты, переписка, различные записки и мнения, переводы из еврейских книг и проч. Учитывая тот факт, что записка Державина сыграла весьма важную, если не определяющую, роль в формировании в начале
XIX в. внутренней политики России в отношении евреев2, представляют интерес история ее написания и издания, а также современная трактовка содержания данного документа.
Документ вошел во второе академическое издание «Сочинений Державина» под заглавием «Мнение об отвращении в Белоруссии голода и устройстве быта евреев» 1800 г.3 (как видим, оно стало более приглаженным, а вопрос о евреях отодвинут на второй план). Текст к публикации подготовлен по трем спискам, первый из которых был получен от историка, писателя М.П. Погодина (написан при жизни Державина, с его правкой, но без приложений), второй - от историка, библиофила П.П. Пекарского и третий - от директора Статистического комитета А.Ф. Штакельберга. Последние два содержали некоторые из опубликованных приложений. Ранее часть записки без приложений была напечатана А.М. Лазаревским в издании видного историка-архивиста Н.В. Калачова «Архив исторических и практических сведений, относящихся до России»4, причем только часть II «О евреях» передана целиком, а часть I «Вообще о белорусских обитателях» (о положении крестьян) и отделения части II (проект преобразования устройства евреев) - в сокращении. Эти краткие варианты помещены в подстрочных примечаниях публикации в «Сочинениях Державина». Однако введено в научный оборот «Мнение.» Державина было еще до выхода в свет его «Сочинений» известным еврейским историком XIX в. И.Г. Оршанским, сделавшим его обзор5.
Особо отметим последнюю по времени публикацию белорусским исследователем Е.К. Анищенко неиздававшихся приложений к державинской записке6. Они разделены в соответствии с задачами инспекционной поездки сенатора на две группы («О крестьянах и Белорусской губернии вообще» и «О евреях») и сопровождаются весьма подробным историческим очерком, детально раскрывающим политическую и социально-экономическую обстановку в черте оседлости Павловской эпохи и подробности служебных поездок Г.Р. Державина 1799 и 1800 гг. в Белорусский край и написания его знаменитого «Мнения.».
Это прозаическое сочинение поэта и сенатора публикатор справедливо рассматривает как один из немногих источников наших знаний о здешней социальной среде, причем с подчеркнутым преувеличением места в ней евреев.
Известно, что подлинная рукопись Державина сгорела в пожаре 1862 г., истребившем архив Департамента духовных дел иностранных исповеданий. Правда, в Московском главном архиве Министерства иностранных дел (МГАМИД) к этому времени уже находилась ее копия. История эта такова. Еще в 1804 г. записка была передана ее автором графу А.И. Мусину-Пушкину, бывшему обер-прокурору Святейшего синода и президенту Академии художеств, обладателю одной из крупнейших коллекций письменных памятников отечественной истории7. О том, как это происходило, узнаем из его письма к Державину от 18 апреля 1804 г.: «Всепокорнейше прошу прислать мнение о евреях, а что копию к вам перешлю, в том дает вам верное слово В[аше]го в[ысоко]пр[евосходительст]ва покорнейший слуга, граф А.Мусин-Пушкин»8. (Кстати, в ноябре 1795 г. поэт передал ему же рукописи и других своих сочинений.) По поручению Н.Н. Бантыш-Каменского, управляющего МГАМИД, летом 1805 г. с подлинника была снята копия для библиотеки архива, ныне хранящаяся в РГАДА9. Об этом свидетельствует скрепляющая запись в нижней части первых листов текста: «Списана для архивской библиотеки и оригинал возвращен графу Алексею Ивановичу Мусину-Пушкину, получившему оной от Г.Державина. 1805 года, июля 12. Н. Б[антыш-] Каменский». По этой причине нельзя согласиться с историком Е.К. Анищенко, полагающим, что находящаяся в РГАДА рукопись является подлинным делопроизводством сенаторского визита Державина в Белоруссию в 1800 г.10 Другое дело - это наиболее полный вариант документного комплекса, состоящего из собственно «Мнения...» и приложений к нему11. Хотя большая часть коллекции А.И. Мусина-Пушкина погибла в пожаре Москвы 1812 г., подлинник тогда, видимо, все же сохранился, просуществовав еще 50 лет, до упомянутого пожара 1862 г. Однако в любом случае архивная копия остается на сегодняшний день единственным сохранившимся и наиболее точным списком подлинной рукописи.
О том, как готовилась рукопись, узнаем из державинских «Записок». Рескриптом Павла I от 16 июня 1800 г., объявленным генерал-прокурором Сената П.Х. Обольяниновым, сенатор был командирован в Белоруссию, чтобы исследовать причины свирепствовавшего среди местных крестьян голода и составить об этом отчет12. В письме императора говорилось: «По дошедшему до нас сведению, что в Белорусской губернии недостаток в хлебе и некоторые помещики из безмерного корыстолюбия оставляют крестьян своих без помощи к прокормлению, поручаем вам изыскать о таковых помещиках, где нуждающиеся в пропитании крестьяне остаются без помощи от них, и оных имения отобрав, отдать под опеку, и распоряжением оной снабжать крестьян из господского хлеба, а в случае недостатка заимствовать оной для них на счет помещиков из сельских магазейнов»13. В составленной генерал-прокурором инструкции после перечисления мер для исполнения указа была сделана приписка: «А как по сведениям немалою причиною истощения белорусских крестьян суть жиды, по оборотам их в извлечении из них своей корысти, то высочайшая воля есть, чтобы Ваше превосходительство обратили особливое внимание и примечание на промысел их в том и к отвращению такого общего от них вреда подали свое мнение по надлежащем всех местных обстоятельств соображении»14. Таким образом, данное поручение связано с «пресечением вредных злоупотреблений» помещиков и евреев в отношении белорусского крестьянства.
Сенатор въехал в Белоруссию через Великие Луки Псковской губернии и далее двигался по территории Себежского уезда мимо десяти пожалованных ему деревень до Витебска, а затем направился в местечко Шклов Могилевского уезда. 7 сентября 1800 г. Державин
сообщил жене Дарье Алексеевне из Витебска: «Теперь сижу и пишу о жидах»15. Поскольку он располагал весьма скудными сведениями об иудеях, ему пришлось знакомиться с их жизнью и историей самостоятельно, путем личных наблюдений, расспросов и чтения разных материалов. Всю информацию по еврейской проблеме Державин, судя по его мемуарам, велел доставить к 1 сентября в Витебск, где «сочинил о евреях обстоятельное мнение, основанное на ссылках исторических, общежительских сведениях и канцелярских актах». Местные белорусские «благоразумнейшие обыватели», Иезуитская академия, присутственные места, представители дворянства, купечества и казаков обеспечили сенатора материалами «относительно образа жизни жидов, их промыслов, обманов и всех ухищрений и уловок», о средствах защиты от них «несмысленной черни», а также о способах «доставить им честное и незазорное пропитание: водворя их в собственные свои города и селения, учинить полезными гражданами»16. При этом в своих материалах они попытались списать бедствия крестьян на их леность и склонность к пьянству или свалить всю вину на евреев, продававших помещичий хлеб и корчемное вино, за счет которого уплачивались государственные подати и погашались дворянские долги. Многочисленные корреспонденты Державина, как правило, описывали «мерзости и пороки» всех евреев, исполнявших, по их мнению, роль «искусных грабителей и тунеядцев», и приписывали им главенствующую роль в разорении и голоде белорусского крестьянства. Завершив инспекцию края, Г.Р. Державин 2 октября 1800 г. отправился назад в Санкт-Петербург с тремя выполненными поручениями: определив средства к «прокормлению» Белорусской губернии, составив описание староств (табель об арендах у государственной казны с указанием числа душ, количества земли, угодий, скота и пр.) и сочинив «мнение о евреях», которые подал через генерал-прокурора Павлу I, а тот передал их для рассмотрения в Правительствующий сенат17.
Большая часть подготовленной Державиным записки была посвящена евреям, поскольку именно их, руководствуясь полученными материалами, он представил одними из главных виновников всех бедствий в Белоруссии, хотя еврейское население являло собой лишь среднее звено в экономической цепи, на концах которой стояли помещик и крестьянин. Массовый голод крестьян Белорусской губернии в 1800 г. стал воплощением социальных катаклизмов в этой части империи, в результате чего возникла социально взрывоопасная ситуация. Недаром Державин в качестве одного из выводов о причинах голода назвал нехватку зерна и плохую систему распределения его запасов. Власти же занялись масштабным выяснением пагубного влияния именно еврейского винокурения и корчемства на хозяйство Белорусского края. Таким образом, в выработке правительственной позиции Г.Р. Державин, прямо утверждавший, что еврейский «народ, предопределенный владычествовать. в то же самое время в
