М. Полани концепция неявного знания. Полани, так же как и Кун, исходит из отличных от попперовских представлений о развитии науки, рассматривая в качестве ее сущностных характеристик культурно-исторические предпосылки, формирующие не только облик науки как общественного института, но и сами критерии научной рациональности.
Вместе с Куном он считает задачей философии науки выявление ее человеческого фактора. Отказываясь от неопозитивистского противопоставления объекта и субъекта познания, Полани настаивает на том, что человеку свойственно не абстрактное проникновение в суть вещей самих по себе, но соотнесение реальности с человеческим миром.
Любая попытка устранить человеческую перспективу из картины мира ведет не к объективности, а к абсурду. По его мнению, основу научного прогресса составляет личностное проникновение ученого в суть исследовательской задачи. Условием же успешного функционирования научного коллектива является приобретение его членами общих интеллектуальных навыков, составляющих основу совместной работы ученых.
Смысл научного исследования, по Полани проникновение в объективную рациональность и внутреннюю структуру реальности. По его мнению, научные гипотезы не могут быть выведены непосредственно из наблюдения, а научные понятия из экспериментов невозможно построить логику научного открытия как формальную систему. Концепция Полани нацелена на отказ и от чисто эмпирического, и от формально-логицистского подходов ее основу составляет эпистемология неявного знания.
Основой концепции неявного знания является тезис о существовании двух типов знания центрального явного и периферического скрытого, неявного. При этом последнее рассматривается не просто как неформализируемый избыток информации, а как необходимое основание логических форм знания. Любой термин, по Полани, нагружен неявным знанием, и адекватное понимание его смысла возможно лишь в теоретическом контексте употребления.
Полани принадлежит приоритет в изучении роли таких форм передачи знания, где логико-вербальные формы играют вспомогательную роль посредством демонстрации, подражания и т. д Предпосылки, на которые ученый опирается в своей работе, невозможно полностью вербализовать, т.е. выразить в языке. Именно знания такого типа Полани назвал неявными. В самом сердце науки существуют области практического знания, которые через формулировки передать невозможно Полани М. Личностное знание. М 1985. С. 59 К ним можно отнести традиции и ценностные ориентации.
Неявное знание включает в себя не только периферическое знание элементов некоторой целостности, но и те интегративные процессы, посредством которых оно включается в целостность. Процесс познания, по Полани, предстает как постоянное расширение рамок неявного знания с параллельным включением его компонентов в центральное знание. Любые определения отодвигают, но не устраняют область неявного. Получаемая через органы чувств информация значительно богаче той, которая проходит через сознание, человек знает больше, чем может выразить.
Такие неосознанные ощущения и образуют эмпирический базис неявного знания. Можно выделить два типа неявного знания и неявных традиций. Первые связаны с воспроизведением непосредственных образцов деятельности и передаются на уровне непосредственной демонстрации образцов деятельности социальных эстафет, они невозможны без личных контактов вторые предполагают текст в качестве посредника, для них такие контакты необязательны.
В основе неявных традиций могут лежать как образцы действий, так и образцы продуктов. Так, абстракция, обобщение, формализация, классификация, аксиоматический метод не существуют в виде установленной последовательности операций. Более того, таковые вовсе не обязательно должны существовать. С концепцией неявного знания связана теория личностного знания Полани. Он указывает, что знания получаются конкретными личностями, процесс познания неформализуем, качество знаний зависит от оригинальности конкретного ученого, хотя и уделяет недостаточно внимания социальным аспектам познания, а тезис о личностном характере последнего приводит его вслед за К. Поппером к выводу об относительности любого знания. Главным моментом, определяющим принятие ученым той или иной научной теории, по Полани, является не степень ее критического обоснования, ее сознательного соотнесения с принятыми в науке нормативами, а исключительно степень личностного вживания в эту теорию, доверия к ней. Категория веры является для Полани центральной в понимании познания и знания.
Само приобщение человека к науке он рассматривает как акт некоего личного обращения, по аналогии с обращением в религиозную веру. Недостатком теории Полани можно считать то, что он не обращается к генетической взаимосвязи явного и неявного знаний.
Кроме того, подчеркивая роль неформальных, содержательных компонентов в научном исследовании, Полани из тезиса о невозможности полной алгоритмизации и формализации познания делает весьма спорный с точки зрения науки вывод о малой пользе методологических исследований вообще.
На мой взгляд, здесь он в какой-то мере предвосхищает работы П. Фейерабенда. Работы Полани во многом определили дальнейшую эволюцию постпозитивистской философии. Так, именно он впервые сформулировал ряд стержневых идей этого направления несоизмеримость различных концептуальных систем, изменчивость норм научной рациональности, представления об аномалиях научного развития и т. п. 3.3. П. Фейерабенд критический плюрализм Пол Фейерабенд представляет, пожалуй, наиболее радикальное крыло в постпозитивистской философии, что находит выражение как в его методологии науки, так и в характере критики им неопозитивизма.
В последней под ударом оказываются два важнейших неопозитивистских тезиса тезис о дедуцируемости илии совместимости теорий, и принцип инвариантности значений терминов, входящих в разные теории. Фейерабенд демонстрирует неудовлетворительность первого из них требование совместимости новой теории со старой приводит к элиминации новой теории, результатом чего является застой научного знания. Трудности вскрываются им и в тезисе об инвариантности значения терминов который является выражением жесткого разделения эмпирического и теоретического уровней знания в неопозитивизме.
Критикуя данный тезис, Фейерабенд придает попперовской идее теоретической нагруженности наблюдения универсальный характер. Проявлением этого явилась попытка обоснования методологической роли теоретического знания, что, по его словам, составляет суть теоретического реализма. Он подчеркивает роль детерминационной основы восприятия опыта и вообще любого явления нет и не может быть никакого иного значения терминов, кроме определяемого базовыми положениями данной конкретной теории.
Поскольку для каждой теории характерен свой набор исходных постулатов, значения их терминов не только неинвариантны, но и несопоставимы. Более того, в силу автономности теорий для каждой из них желателен собственный язык наблюдений.
Некритическое заимствование чужих терминологии и языка может повредить деятельности ученого. Здравый же смысл как средство познания следует отбросить. Таким образом, Фейерабенд выступает как антикумулятивист и сторонник тезиса о несоизмеримости теорий. Существующие теории, по его мнению, часто взаимно противоречивы именно из-за того, что устанавливают свои стандарты и нормы. Классический пример описанной П. Фейерабендом ситуации различие определений молекулы в химии носитель химической индивидуальности вещества и физике обладатель молекулярного спектра.
Различен и подход физики и химии к описанию ряда сложных физико-химических процессов. Однако, например, определения массы, энергии, объема и др. тождественны в обеих науках, так же как термодинамика и т. п. Поэтому выдвигаемая философом идея представляется слишком категоричной. Критикуемым тезисам Фейерабенд противопоставляет собственные принципы полиферации размножения научных теорий и контриндукции.
Первый выражается в том, что при столкновении теории с научным фактом для ее опровержения нужна еще теория, причем любая вводимая таким образом идея будет правомерна. Наука предстает как процесс размножения теорий и допускает сосуществование множества равноправных типов знания. Наличие универсального метода познания Фейерабендом отрицается. Критерии рациональности не абсолютны, они относительны, и нет таких, которые были бы приемлемы везде и всегда.
Контриндукция заключается в требовании вводить и разрабатывать гипотезы, которые несовместимы с широко признанными теориями илии широко обоснованными фактами. Этот принцип, будучи возведен Фейерабендом в ранг методологической максимы, породил так называемую теорию эпистемологического анархизма. Если Кун утверждал относительность научного знания и принципов научной рациональности, связав их с научным сообществом, то Фейерабенд заменил научное сообщество отдельным индивидом ученый не должен следовать каким-либо нормам, а исследовать факты и события сам, не поддаваясь давлению каких-либо идей и теорий.
Опора ученого на традиции, нормы, парадигмы, приверженность его тем или иным темам еще не является гарантом объективности и истинности принимаемой субъектом теории необходимо всемерно поддерживать научную заинтересованность и терпимость к другим точкам зрения. По мнению Фейерабенда, стандарты научного мышления обладают большей силой материального воздействия, нежели метафизической силой, т. к. ученый во многих случаях вынужден приспосабливаться к ним. Кроме методологических аспектов, Фейерабенд впервые в современной философии науки уделяет значительное внимание взаимодействию научного познания и вненаучных факторов, причем последние обладают самостоятельной ценностью.
Он подчеркивает, что основания науки лежат не только в сфере самого знания, но и в культуре вообще. Научное познание происходит в широком контексте культурных, идеологических, политических традиций.
Как следствие, характер выдвигаемых теорий определяется не только эмпирическим базисом, но также целым рядом субъективных факторов традициями того общества, в котором родился и вырос ученый, его вкусами, эстетическими взглядами, мнением его коллег и т. д. Принимая во внимание социологическую обусловленность теоретических концепций, релятивизм Фейерабенда принимает радикальный характер. Видимый успех теории, считает он, никоим образом нельзя рассматривать как признак истинности и соответствия с природой.
Более того, отсутствие значительных трудностей с высокой вероятностью является результатом уменьшения эмпирического содержания за счет устранения альтернатив развития и тех фактов, которые могли быть открыты с их помощью. Иначе говоря, достигнутый успех может быть обусловлен превращением теории в ходе своей эволюции в жесткую идеологию, успешную не в силу согласия с фактами но потому, что факты были подобраны так, чтобы их было невозможно было проверить, а некоторые вообще устранены.
Такой успех является целиком искусственным. С определенных позиций эпистемологический анархизм Фейерабенда можно толковать как произвол идей, иррационализм См например Панин А. В. Диалектический материализм и постпозитивизм. М 1981 Действительно, он уделил недостаточно внимания обоснованию преемственности знания, факторам, приводящим к реально существующей устойчивости развития науки. Однако создается впечатление, что резкая его критика может быть вызвана и тем, что при описании реальной науки он часто оказывался безжалостно прав. Глядя на современную науку изнутри, необходимо признать его несомненной заслугой отказ от архаизирующихся идеалов классической науки, провозглашение так необходимых современной науке принципов плюрализма, толерантности, права на творческий поиск каждого ученого, а не одной лишь избранной научной элиты принципов, игнорирование которых может привести и в отдельных направлениях уже приводит научное познание к стагнации.
Конец работы -
Эта тема принадлежит разделу:
Постпозитивизм
Это нашло свое выражение в существовании ряда сменяющих друг друга систем взглядов, образующих один из важнейших на сегодняшний день разделов.. В центре внимания последней находятся вопросы, касающиеся оснований науки.. В то же время глубокое и адекватное философское осмысление науки предполагает анализ не только закономерностей..
Если Вам нужно дополнительный материал на эту тему, или Вы не нашли то, что искали, рекомендуем воспользоваться поиском по нашей базе работ:
Что будем делать с полученным материалом:
Если этот материал оказался полезным ля Вас, Вы можете сохранить его на свою страничку в социальных сетях:
НЕЯВНОЕ ЗНАНИЕ (англ. tacit knowledge) - скрытое, неартикулированное и нерефлексивное личностное знание. Концепция Н.з. была разработана М. Полани под влиянием идей гештальтпсихологии и впервые детально представлена в его кн. «Личностное знание» (1958). На пути к посткритической философии» (1958) стало значительным событием в истории постпозитивисткой философии науки. М.Полани провозгласил, что он стремится конструктивно преодолеть идею о возможности деперсонифицированного представления научного знания. Необходимо, по мнению Полани, преодоление этого ложного идеала, неправомерно отождествляемого с объективностью. Поясняя словосочетание «личностное знание», вынесенное в заголовок его книги, Полани замечает: «Может показаться, что эти два слова противоречат друг другу, ведь подлинное знание считается безличным, всеобщим, объективным. Для меня знание – это активное постижение познаваемых вещей, действие, требующее особого искусства». По мнению Полани, термин «личностное знание» хорошо описывает этот своеобразный сплав личного и объективного.
Поскольку науку делают люди, то получаемые в процессе научной деятельности знания, как и сам этот процесс, не могут быть деперсонифицированы. Именно это и хочет подчеркнуть М.Полани. В личностном знании запечатлены и познаваемая действительность, и сама познающая личность с её заинтересованным отношением к знанию, с её личным подходом к его трактовке и использованию. При этом личностное знание – это не только явное знание, выраженное в понятиях, суждениях, теориях, но и неявное знание, неартикулируемое в языке и воплощенное в каких-то телесных навыках, схемах восприятия, практическом мастерстве.
Концепция неявного знания Полани – одна из плодотворных попыток осмысления целостности обыденно-практического знания (включающего опыт зрительного восприятия, телесно-двигательных навыков и инструментальной деятельности), естественнонаучного, социогуманитарного и художественного познания. Вместе с тем, она наносит удар по прежним представлениям, разделяющим (и противопоставляющим) субъективность и объективность в науке.
В эпистемологии М.Полани значительно усилена антропологическая ориентация, которую можно свести к следующим положениям:
– науку делают люди, обладающие призванием, опытом, мастерством;
– научно-познавательную деятельность нельзя освоить по учебнику (поскольку неявное знание не допускает полной экспликации и изложения в учебной литературе); поэтому требуется непосредственное общение начинающего ученого с мастером, что обеспечивает передачу его опыта «из рук в руки», т.е. необходимы личные контакты исследователей;
– люди, делающие науку, не могут быть заменены другими и отделены от производимого ими знания;
– в научно-познавательной деятельности очень важны мотивы личного опыта, переживаний, внутренней веры в науку, в её ценность, а также заинтересованность ученого, его личная ответственность.
М. Полани подчеркивает огромное значение феномена веры в познавательном процессе. По его словам, «вера была дискредитирована настолько, что помимо ограниченного числа ситуаций, связанных с исповеданием религии, современный человек потерял способность верить, принимать с убежденностью какие-либо утверждения, что феномен веры получил статус субъективного проявления, которое не позволяет знанию достичь всеобщности».
Настало время, считает Полани, снова признать, что вера является источником знания. Именно на ней строится взаимное доверие в обществе. Согласие (явное и неявное), интеллектуальная страстность, наследование культуры – всё это тесно связано с верой. Разум человеческий опирается на веру как свое предельное основание, но всякий раз способен подвергнуть её сомнению. Появление и существование в науке наборов аксиом, постулатов, принципов также уходит своими корнями в нашу веру в то, что мир есть совершенное, гармоничное целое, которое мы можем познать.
В концепции личностного знания Полани выделяют три области (или варианта) соотношения мышления и речи. Первая область – неявное знание, словесное выражение которого затруднено или недостаточно адекватно. Её можно назвать областью «невыразимого», ибо в ней компонент молчаливого неявного знания доминирует в такой степени, что его артикулированное выражение, по существу, невозможно. Данная область охватывает знания, основанные на переживаниях и жизненных впечатлениях. Вторая область знания содержит информацию, достаточно хорошо передаваемую средствами речи. Наконец, в третьей области «затрудненного понимания» имеется несогласованность между невербальным содержанием мышления и речевыми средствами, что мешает концептуализировать содержание мысли. Это область, в которой неявное знание и формальное знание независимы друг от друга.
В объем личностного, неявного знания погружен и механизм ознакомления с объектом, в результате которого последний включается в процесс жизнедеятельности, формируются навыки и умения общения с ним. Вместе с тем, навыки различны и индивидуальны. Задача копирования чужого навыка порождает собственный слой личностного знания. «Писаные правила умелого действования могут быть полезными, но в целом они не определяют успешность деятельности; это максимумы, которые могут служить путеводной нитью только в том случае, если они вписываются в практическое умение или владение искусством. Они не способны заменить личностное знание».
Научный опыт у Полани внутренне переживаем, обусловлен страстным желанием исследователя достичь подлинно научной истины, т.е. явно личностно окрашен. Это основной вывод из концепции Полани.
Принципиальная новация концепции М.Полани состоит также в указании на то, что сам смысл научных положений зависит от неявного контекста скрытого знания. При этом Полани утверждает, что смысл неотделим от той личной уверенности, которая вкладывается в провозглашаемое научное суждение.
Философия науки и техники Стёпин Вячеслав Семенович
Концепция неявного знания М. Полани и многообразие научных традиций
Нетрудно показать, что в научном познании мы имеем дело не с одной или несколькими, а со сложным многообразием традиций, которые отличаются друг от друга и по содержанию, и по функциям в составе науки, и по способу своего существования. Начнём с последнего.
Достаточно всмотреться более внимательно в дисциплинарную матрицу Куна, чтобы заметить некоторую неоднородность. С одной стороны, он перечисляет такие её компоненты, как символические обобщения и концептуальные модели, а с другой, – ценности и образцы решений конкретных задач. Но первые существуют в виде текстов и образуют содержание учебников и монографий, в то время как никто ещё не написал учебного курса с изложением системы научных ценностей. Ценностные ориентации мы получаем не из учебников, мы усваиваем их примерно так же, как родной язык, т. е. по непосредственным образцам. У каждого учёного, например, есть какие-то представления о том, что такое красивая теория или красивое решение задачи, изящно поставленный эксперимент или тонкое рассуждение, но об этом трудно говорить, это столь же трудно выразить на словах, как и наши представления о красоте природы.
Известный химик и философ М. Полани убедительно показал в конце 50-х годов нашего века, что предпосылки, на которые учёный опирается в своей работе, невозможно полностью вербализовать, т. е. выразить в языке. «То большое количество учебного времени, – писал он, – которое студенты-химики, биологи и медики посвящают практическим занятиям, свидетельствует о важной роли, которую в этих дисциплинах играет передача практических знаний и умений от учителя к ученику. Из сказанного можно сделать вывод, что в самом сердце науки существуют области практического знания, которые через формулировки передать невозможно». Знания такого типа Полани назвал неявными знаниями. Ценностные ориентации можно смело причислить к их числу.
Итак, традиции могут быть как вербализованными, существующими в виде текстов, так и невербализованными, существующими в форме неявного знания. Последние передаются от учителя к ученику или от поколения к поколению на уровне непосредственной демонстрации образцов деятельности или, как иногда говорят, на уровне социальных эстафет. Об этих последних мы ещё поговорим более подробно. А сейчас важно то, что признание неявного знания очень сильно усложняет и обогащает нашу картину традиционности науки. Учитывать надо не только ценности, как это делает Кун, но и многое, многое другое. Что бы ни делал учёный, ставя эксперимент или излагая его результаты, читая лекции или участвуя в научной дискуссии, он, часто сам того не желая, демонстрирует образцы, которые, как невидимый вирус, «заражают» окружающих.
Вводя в рассмотрение неявное знание и соответствующие неявные традиции, мы попадаем в сложный и мало исследованный мир, в мир, где живёт наш язык и научная терминология, где передаются от поколения к поколению логические формы мышления и его базовые категориальные структуры, где удерживаются своими корнями так называемый здравый смысл и научная интуиция. Очевидно, что родной язык мы усваиваем не по словарям и не по грамматикам. В такой же степени можно быть вполне логичным в своих рассуждениях, никогда не открывая учебник логики. А где мы заимствуем наши категориальные представления? Ведь уже ребёнок постоянно задаёт свой знаменитый вопрос «почему?», хотя никто не читал ему специального курса лекций о причинности. Все это – мир неявного знания. Историки и культурологи часто используют термин «менталитет» для обозначения тех слоев духовной культуры, которые не выражены в виде явных знаний и тем не менее существенно определяют лицо той или иной эпохи или народа. Но и любая наука имеет свой менталитет, отличающий её от других областей научного знания и от других сфер культуры, но тесно связанный с менталитетом эпохи.
Противопоставление явных и неявных знаний даёт возможность более точно провести и осознать давно зафиксированное в речи различие научных школ, с одной стороны, и научных направлений, с другой. Развитие научного направления может быть связано с именем того или другого крупного учёного, но оно вовсе не обязательно предполагает постоянные личные контакты людей, работающих в рамках этого направления. Другое дело – научная школа. Здесь эти контакты абсолютно необходимы, ибо огромную роль играет опыт, непосредственно передаваемый на уровне образцов от учителя к ученику, от одного члена сообщества к другому. Именно поэтому научные школы имеют, как правило, определённое географическое положение: Казанская школа химиков, Московская математическая школа и т. п.
А как быть с образцами решений конкретных задач, которым Т. Кун придаёт очень большое значение? С одной стороны, они существуют и транслируются в виде текста, и поэтому могут быть идентифицированы с эксплицитным, т. е. явным знанием. Но, с другой, – перед нами будут именно образцы, а не словесные предписания или правила, если нам важна та информация, которая непосредственно в тексте не выражена. Допустим, например, что в тексте дано доказательство теоремы Пифагора, но нас интересует не эта именно теорема, а то, как вообще следует строить математическое доказательство. Эта последняя информация представлена здесь только в форме примера, т. е. неявным образом. Конечно, ознакомившись с доказательством нескольких теорем, мы приобретём и некоторый опыт, некоторые навыки математического рассуждения вообще, но это опять-таки будет трудно выразить на словах в форме достаточно чёткого предписания.
В свете сказанного можно выделить два типа неявного знания и неявных традиций. Первые связаны с воспроизведением непосредственных образцов деятельности, вторые предполагают текст в качестве посредника. Первые невозможны без личных контактов, для вторых такие контакты необязательны. Все это достаточно очевидно. Гораздо сложнее противопоставить друг другу неявное знание второго типа и знание эксплицитное. Действительно, прочитав или услышав от преподавателя доказательство теоремы Пифагора, мы можем либо повторить это доказательство, либо попробовать перенести полученный опыт на доказательство другой теоремы. Но, строго говоря, в обоих случаях речь идёт о воспроизведении образца, хотя едва ли нужно доказывать, что второй путь гораздо сложнее первого. Разницу можно продемонстрировать на примере изучения иностранного языка. Одно дело, например, заучить и повторить какую-либо фразу, другое – построить аналогичную фразу, используя другие слова. В обоих случаях исходная фраза играет роль образца, но при переходе от первого ко второму происходит существенное расширение возможностей выбора. В то время как простое повторение исходной фразы ограничивает эти возможности особенностями произношения, создание нового предложения предполагает выбор подходящих слов из всего арсенала языка. В дальнейшем мы ещё вернёмся к этому различению.
Итак, введённое М. Полани представление о неявных знаниях позволяет значительно обогатить и дифференцировать общую картину традиционности науки. Сделаем ещё один шаг в этом направлении. Не трудно заметить, что в основе неявных традиций могут лежать как образцы действий, так и образцы продуктов. Это существенно: одно дело, если вам продемонстрировали технологию производства предмета, например, глиняной посуды, другое – показали готовый кувшин и предложили сделать такой же. Во втором случае вам предстоит нелёгкая и далеко не всегда осуществимая работа по реконструкции необходимых производственных операций. В познании, однако, мы постоянно сталкиваемся с проблемами такого рода.
Рассмотрим несколько примеров. Мы привыкли говорить о таких методах познания, как абстракция, классификация, аксиоматический метод. Но, строго говоря, слово «метод» здесь следовало бы взять в кавычки. Можно продемонстрировать на уровне последовательности операций какой-нибудь метод химического анализа или метод решения системы линейных уравнений, но никому пока не удавалось проделать это применительно к классификации или к процессу построения аксиоматической теории. В формировании аксиоматического метода огромную роль сыграли «Начала» Евклида, но это был не образец операций, а образец продукта. Аналогично обстоит дело и с классификацией. Наука знает немало примеров удачных классификаций, масса учёных пытается построить нечто аналогичное в своей области, но никто не владеет рецептом построения удачной классификации.
Нечто подобное можно сказать и о таких методах, как абстракция, обобщение, формализация и т. д. Мы можем легко продемонстрировать соответствующие образцы продуктов, т. е. общие и абстрактные высказывания или понятия, достаточно формализованные теории, но никак не процедуры, не способы действия. Кстати, таковые вовсе не обязательно должны существовать, ибо процессы исторического развития далеко не всегда выразимы в терминах целенаправленных человеческих действий. Мы все владеем своим родным языком, он существует, но это не значит, что можно предложить или реконструировать технологию его создания.
Мы не хотим всем этим сказать, что перечисленные методы и вообще образцы продуктов познания есть нечто иллюзорное, мы отнюдь не собираемся преуменьшать их значение. Они лежат в основе целеполагания, формируют те идеалы, к реализации которых стремится учёный, организуют поиск, определяют форму систематизации накопленного материала. Однако их не следует смешивать с традициями, задающими процедурный арсенал научного познания.
Из всего изложенного напрашивается ещё один вывод: каждая традиция имеет свою сферу распространения, и есть традиции специальнонаучные, не выходящие за пределы той или иной области знания, а есть общенаучные или, если выражаться более осторожно, междисциплинарные. Вообще говоря, это достаточно очевидно и на уровне явных знаний: методы физики или химии широко применяются не только в естественных, но и в общественных науках, выступая тем самым как междисциплинарные методы. Однако изложенное выше позволяет значительно расширить наши представления и в этой области. Аксиоматические построения в геометрии стали в своё время образцом для аналогичных построений в других областях знания. Современные физические теории стали идеалом для других дисциплин, стремящихся к теоретизации и математизации. Возникает мысль, что одна и та же концепция может выступать и в роли куновской парадигмы, и в функции образца для других научных дисциплин. Речь идёт об образцах продукта. Так, например, экология, возникшая в прошлом веке в качестве раздела биологии, вызвала после этого к жизни уже немало своих двойников типа экологии преступности, этнической экологии и т. п. Нужно ли говорить, что все эти дисциплины не имеют никакого прямого отношения не только к биологии, но и к естествознанию вообще.
В этом пункте концепция Т. Куна начинает испытывать серьёзные трудности. Наука в свете его модели выглядит как обособленный организм, живущий в своей парадигме точно в скафандре с автономной системой жизнеобеспечения. И вот оказывается, что никакого скафандра нет и учёный подвержен всем воздействиям окружающей среды. Возникает даже вопрос, который никак не мог возникнуть у Куна: а в каких традициях учёный работает прежде всего – в специальнонаучных или междисциплинарных? И почему биолог, на каждом шагу использующий методы физики или химии и нередко мечтающий о теоретизации и математизации своей области по физическому образцу, почему он все же биолог, а не кто-либо другой? Чем обусловлен такой его Я-образ? Этот вопрос о границах наук вовсе не так прост, как это может показаться на первый взгляд. Найти ответ – это значит выделить особый класс предметообразующих традиций, с которыми наука и связывает свою специфику, своё особое положение в системе знания, свой Я-образ.
Из книги Японская художественная традиция автора Григорьева Татьяна ПетровнаГлава 8 РАСКРЫТИЕ «ТАЙНЫХ ТРАДИЦИЙ» И РАСЦВЕТ ГОРОДСКОЙ КУЛЬТУРЫ Общие структурные признаки можно обнаружить в японском искусстве любого периода, в том числе и современного. Но это не значит, что художественные принципы или жанры литературы не менялись под воздействием
Из книги Философия науки и техники автора Стёпин Вячеслав СеменовичФеномен научных революций В динамике научного знания особую роль играют этапы развития, связанные с перестройкой исследовательских стратегий, задаваемых основаниями науки. Эти этапы получили название научных
Из книги Идеология и утопия автора Маннгейм КарлГлава V. Социология знания 1. Сущность социологии знания и ее границы а) Определение социологии знания и ее разделы Социология знания - недавно возникшая социологическая дисциплина. В качестве теории она стремится поставить и разработать учение о так называемой
Из книги Введение в социальную философию: Учебник для вузов автора Кемеров Вячеслав Евгеньевич2. Два раздела социологии знания А. Социология знания в качестве учения об экзистенциальной обусловленности знания Социология знания предстает перед нами, с одной стороны, как теория (см. гл. 2А), с другой - как метод историко-социологического исследования (см. гл. 5)
Из книги Очерки о традиции и метафизике автора Генон Рене§ 1. Машины против традиций Почему средневековые общества развивались так медленно? Историк, исследующий средневековый Запад, отвечает: «Совокупность технических недостатков, трудностей, узких мест… Совершенно очевидно, что в широком плане ответственность за эту
Из книги Люди и руины автора Эвола ЮлиусСмешение традиций В предыдущем очерке мы говорили об опасном, но в некоторых случаях совершенно неизбежном смешении ритуальных элементов, принадлежащих различным традиционным формам; этот вопрос кажется нам достаточно интересным, чтобы рассмотреть его специально,
Из книги Галактика Гутенберга автора Маклюэн Герберт МаршаллГлава VIII. ВЫБОР ТРАДИЦИЙ Рассматривая отдельную историческую нацию, не всегда можно говорить о «традиции» в единственном числе, если использовать это понятие в его сегодняшнем значении, а не в том высшем, о котором мы говорили ранее. Чаще всего процессы,
Из книги Философия науки и техники: конспект лекций автора Тонконогов А ВКнигопечатание как первый случай механизации ремесла - пример не просто нового знания, а прикладного знания Раскол между тактильностью и другими чувствами в языке проявляется именно как гипертрофия этого чувства у Рабле и некоторых елизаветинцев, таких, например, как
Из книги Философия и методология науки XX века: от формальной логики к истории науки. Хрестоматия. автора Середкина Елена Владимировна5.1. Взаимодействие традиций и возникновение нового
Из книги Введение в философию автора Фролов Иван8.4. Концепция научных парадигм и революций Томаса Куна Американский физик, философ и историк науки Томас Самюэль Кун (1922–1996) приобрел известность благодаря своей книге «Структура научных революций», в которой изложил свою концепцию философии науки. Историю науки Кун
Из книги Обоснование интуитивизма [ёфицировано] автора Лосский Николай Онуфриевич2.2 Майкл Полани. Личностное знание: На пути к посткритической философии Глава 9.Самоотдача2. Субъективное, личностное и всеобщееЛичностная причастность познающего субъекта тому процессу познания, которому он вверяет себя, осуществляется в порыве страсти. Мы осознаем
Из книги Эмпедокл автора Семушкин А. В.Часть IV Современная философия: синтез культурных традиций Современная философия - новый этап в развитии мировой философской мысли. Нижняя граница, отделяющая современную философию от предшествующей ей - традиционной, - не является пока общепринятой, однако в
Из книги Философия Науки. Хрестоматия автора Коллектив авторов4. Концепция научных революций (Т. Кун) Обращение Поппера к проблемам изменения знания подготовило почву для поворота философии науки к истории научных идей и концепций. Однако построения самого Поппера все еще носили умозрительный характер и их источником оставались
Из книги автораI. Дифференциация объектов знания. Объективность процесса знания Исследуя свойства познавательного процесса, мы нашли, что объект знания имманентен процессу знания: он есть сама жизнь, сама действительность, присутствующая в акте знания, переживаемая в нём. Но этого
Из книги автораГлава III. На перекрестке идейных традиций Хаос и гармония космосаЗависимость Эмпедокла от предшествующего философского развития Греции не нуждается в доказательстве – она нуждается в объяснении. У него не отыщешь ни одной идеи, так или иначе не восходящей к
Концепция личностного знания М. Полани.
Периферийное (неявное) знание.
Три области соотношения мышления и речи. - Область «невыразимого» и область «затрудненного понимания».
Инструментальный характер «знания как»
В философии науки заслуживают особого внимания авторские концепции развития науки М. Полани, Ст. Тулмина, Т. Куна, И. Лакатоса, Дж. Агасси, П. Фейерабенда, Дж. Холтона. Наибольшим своеобразием отличается концепциянеявного, личностного знанияМ. Полани. Майкл Полани (1891-1976) - британский ученый, выходец из Венгрии. Работал в Берлине в Институте физической химии, после прихода к власти в Германии нацистов в 1933 г. эмигрировал в Великобританию, где занимал должность профессора физической химии и социальных наук в Манчестерском университете.
М. Полани делает шаг в сторону социологии науки. Его известное произведение самим своим названием «Личностное знание. На пути к посткритической философии» манифестирует новые приоритеты. Разумеется, эта концепция была встречена в штыки К. Поппером, который обвинил ее в иррационализме. По свидетельству Рорти, Куайн также упрекал Полани в том, что тот желает избавиться от понятия наблюдения 1 . Хотя основной пафос концепции М. Полани состоял в преодолении ложного идеала деперсонифицированного научного знания, ошибочно отождествляемого с объективностью. «Идеал безличной, беспристрастной истины подлежит пересмотру с учетом глубоко личностного характера того акта, посредством которого провозглашается истина», - утверждал мыслитель. «Я отказался от идеала научной беспристрастности, - писал он, - и хочу предложить иной идеал знания». Обсуждая заглавие своей книги «Личностное знание», ученый отмечал: «Может показаться, что эти два положения противоречат друг другу; ведь подлинное знание считается безличным, всеобщим, объективным. Для меня знание - это активное постижение познаваемых вещей, действие, требующее особого искусства».
В эпистемологии М. Полани значительно усиливаются антропологические ориентации. Основными тезисами является заключения:
науку делают люди, обладающие мастерством;
искусству познавательной деятельности нельзя научиться по учебнику. Оно передается лишь в непосредственном общении с мастером. (Тем самым традиционный принцип «Делай как я!» звучит с новой силой и представлен в новой парадигме);
люди, делающие науку, не могут быть заменены другими и отделены от произведенного ими знания;
в познавательной и научной деятельности чрезвычайно важными оказываются мотивы личного опыта, переживания, внутренней веры в науку, в ее ценность, заинтересованность ученого, личная ответственность 5 .
Для Полани личностное знание - это интеллектуальная самоотдача, страстный вклад познающего. Это не свидетельство несовершенства, но насущно необходимый элемент знания. Он подчеркивает, что всякая попытка исключить человеческую перспективу из нашей картины мира неминуемо ведет к бессмыслице. Ученый уверен, что установление истины становится зависимым от ряда наших собственных, имплицитных оснований и критериев, которые не поддаются формальному определению. Неизбежны и соответствующие ограничения статуса оформленной в словах истины.
Полани, по-новому оценивает огромную роль веры в познавательном процессе, отмечая, что «вера была дискредитирована настолько, что помимо ограниченного числа ситуаций, связанных с исповеданием религии, современный человек потерял способность верить, принимать с убежденностью какие-либо утверждения, что феномен веры получил статус субъективного проявления, которое не позволяет знанию достичь всеобщности» 6 . Сегодня, по мнению автора, мы снова должны признать, что вера является источником знания. На ней строится система взаимного общественного доверия. Согласие явное и неявное, интеллектуальная страстность, наследование культуры - все это предполагает импульсы, тесно связанные с верой. Разум опирается на веру как на свое предельное основание, но всякий раз способен подвергнуть ее сомнению. Появление и существование в науке наборов аксиом, постулатов и принципов также уходит своими корнями в нашу веру в то, что мир есть совершенное гармоничное целое, поддающееся нашему познанию.
Для М. Полани очевидно, что мастерство познания не поддается описанию и выражению средствами языка, сколь бы развитым и мощным он ни был. Этот тезис, безусловно, противоречит задаче создания унифицированного языка науки. Научное знание, представленное в текстах научных статей и учебников, по мнению мыслителя, всего лишь некоторая часть, находящаяся в фокусе сознания. Другая часть сосредоточена на половине так называемого периферийного (или неявного) знания, постоянно сопровождающего процесс познания. Интерпретировать неявное, периферийное знание можно по аналогии с «краевым опознаванием ощущений» от находящегося в руке инструмента, без которого процесс деятельности как целенаправленный процесс невозможен. «Акт познания осуществляется посредством упорядочивания ряда предметов, которые используются как инструменты или ориентиры, и оформления их в искусный результат, теоретический или практический. Можно сказать, что в этом случае наше сознание является «периферическим» по отношению к главному «фокусу сознания» той целостности, которой мы достигаем в результате».
и
Вторая область знания достаточно хорошо передаваема средствами речи. Это область, где компонента мышления существует в виде информации, которая может быть целиком передана хорошо понятной речью, так что здесь область молчаливого знания совпадает с текстом, носителем значения которого она является. В третьей, области «затрудненное понимания» - между невербальным содержанием мышления и речевыми средствами - имеется несогласованность, мешающая концептуализировать содержание мысли 4 . Это область, в которой неявное знание и формальное знание независимы друг от друга. В объем личностного, неявного знания погружен и механизм ознакомления с объектом, в результате которого последний включается в процесс жизнедеятельности, формируются навыки и умения общения с ним. Таким образом, знакомство с объектом как первоначальное знание о нем, превращаясь в навык и умение пользования, обращения с данным предметом, становится личностным знанием человека. Заметим, однако, что навыки при всей их схожести по схеме деятельности, различны и индивидуальны. Задача копирования чужого навыка порождает собственный слой личностного знания. (Х.П. – опыт Цицерона). «Писание правила умелого действования, - уверен М. Полани, - могут быть полезными, но в целом они не определяют успешность деятельности; это максимы, которые могут служить путеводной нитью только в том случае, если они вписываются в практическое умение или владение искусством. Они не способны заменить личностное знание».
Оно задается всей телесной организацией человека и неотделимо от инструментального знания, которое осталось неартикулированным. Операционально смысл формируется как бы в следкущей плоскости - в процессе опыта внутреннего прочтения формирующегося текста «для себя» и усилий по его артикуляции «вовне», посредством сотворенной человеком языковой системы. Полани утверждает, что смысл неотделим и от той личной уверенности, которая вкладывается в провозглашаемое научное суждение.
Исследователи творчества мыслителя подчеркивают, что к пересмотру основ традиционной концепции знания его подтолкнули открытия гешталтпсихологии. Гештальт - как образ или наглядно устойчивая пространственно воспринимаемая форма предметов - предполагает примат целого над частями. Он применяется к мыслительным образованиям для воссоздания единой целостной структуры, объединяющей и связывающей различные элементы и составляющие. Действительно, технология операциональных умений, процессы формирования навыков как знания, отливающегося помимо предметного результата в новые смыслы, в личностно-окрашенное содержание, ускользали из поля зрения методологов и эпистемологов. М. Полани подвел к необходимости обдумывания новой модели роста научного знания, в которой учитывались бы действующие личностно-когнитивные механизмы познавательной деятельности.
Комментарии и пояснения:
Знание – селективная, упорядоченная, определенным способом (методом) полученная, в соответствии с какими-либо критериями (нормами) оформленная информация, имеющая социальное значение и признаваемая в качестве именно знания определенными социальными субъектами и обществом в целом. В зависимости от названных критериев знание может быть разделено на два типа по уровню его функционирования: обыденное знание повседневной жизни и специализированное знание (научное, религиозное, философское и др.). Различают также структуры явного, предъявленного, рационально оформленного (выражаемого), и неявного (латентного) знания, локализируемого в структурах накопленного социокультурного опыта и в подсознании человека. Кроме того, в явном знании можно выделить «предметное», направленное на объекты, процессы, явления знания и метазание (знание о знании). В философии проблемой знания занимаются разделы: эпистемология («учение о знании»), гносеология («учение о познании»). На особый статус претендует методология («учение о методе»).
Теперь подробно рассмотрим соотношение явного и неявного знаний.
Явное знание – это такое знание, которое может быть кодифицировано в информацию и сохранено на носителях (бумажных и электронных), и оно будет существовать вне зависимости от восприятия его человеком. Явное знание соответствует сегодняшнему, вчерашнему и может быть записана на носителе.
Невное знание – скрытое, неартикулированное и нерефлексивное личностное знание, неартикулированный и не подающийся полной рефлексии слой человеческого опыта. Неявное знание связано с практическим опытом индивида и не может быть кодифицировано без частичной потери информации. К неявному знанию относятся умения, навыки, способности, чувства человека. Неявное знание является уникальным ресурсом, который сложно скопировать.
Как показано выше, М. Полани исходит из тезиса о наличии у человека двух типов знания: явного, артикулированного, выраженного в понятиях и суждениях, и неявного, имплицитного, не артикулированного в языке, но воплощенного в телесных навыках, в схемах восприятия, практическом мастерстве. В трактовке неявного знания Полани проводит различение «фокального» восприятия и опознавания вещей «периферического» или «инструментального» знания.
Центральная идея Полани состоит в том, что наука делается людьми, овладевшими соответствующими навыками и умениями познавательной деятельности, мастерством познания, которое не подается исчерпывающему описанию и выражению средствами языка. Поэтому артикулированное научное знание, то, что представлено в текстах учебников, научных статей, согласно Полани, это лишь незначительная часть знания, находящаяся в фокусесознания. Восприятие смысла невозможно вне контекста периферического, неявного знания. Смысл научных утверждений определяется неявным контекстом скрытого (или молчаливого) знания, которое имеет инструментальный характер: «знание-как-это делается», «знания-умения», задаваемых всей телесной и психической организацией человека. Процесс артикуляции, «считывания» смысла, находящегося в фокусе сознания, невозможен без целостного, недетализируемого контекста.
В научном познании явное, артикулированное знание выступает как знание интерперсональное, оно представлено в научных теориях, гипотезах, теоретических моделях, экспериментальных законах. Однако, как считает Полани, артикуляциявсегда остается неполной по отношению к знанию. Поэтому прогресс науки невозможен без неявного личностного знания, которое латентно содержится в индивидуальном опыте исследователей – в их искусстве экспериментирования, диагностики, мастерстве владения теоретическими моделями. Это неартикулированное, «молчаливое» знание не излагается в учебниках и пособиях, его нельзя обнаружить в научных монографиях и журнальных статьях. Оно передается либо в ходе непосредственных личных контактов ученых, либо в процессе совместных экспериментальных исследований. Концепция Полани была выдвинута в качестве альтернативы «фундаменталистским» теориям познания (логический эмпиризм, марксизм), полностью исключающим наличие врожденных, неосознаваемых и нерефлектируемых форм знания. Прогресс в научном познании, по мнению Полани, зависит от самоотдачи личности, при котором устанавливаются контакты с реальностью. Уверенность в себе определяет нашу готовность к отказу рутинного образа действия. Наша самоотдача в поисках нового неизменна проникнута страстью.
Мы знаем свой язык в том смысле, что умеем ею пользоваться для передачи того или иного объективного содержания. Но это знание языка неявное, ибо язык для нас неотделим от объектов, которые мы получаем с его помощью. Мы порою даже не замечаем сам этот язык, его структуру, он находится на «заднем плане», на «периферии» сознания. Но через рефлексию язык может превратиться в явное знание. Когда мы говорим, мы не рефлексируем «правильность», соблюдение норм речи, грамотность письма. Нормы, правила соблюдаются интуитивно, автоматически. Через рефлексию мы превращаем знания неявные в знания явные.
Позицию Полани называю «посткритическим рационализмом». Это означает, во-первых, признание того очевидного факта, что науку делают люди, причем люди, которые обладают мастерством; искусству познавательной деятельности и ее тонкостям нельзя научиться по учебнику, она дается лишь в непосредственном общении с мастером. Отсюда следует, что, во-вторых, люди, делающие науку, не могут быть механически и просто отделены от производимого ими знания и заменены другими приобщениями к этому знанию только с помощью учебников. И, наконец, в-третьих, Полани вводит в современную философию науки мотив научного опыта как внутреннего переживания, внутренней веры в науку, в ее ценность, страстную заинтересованность ученого в поиске объективной научной истины, личную ответственность перед ней.
Неявное знание осваивается человеком в практических действиях, в современной научной работе и служат основанием его целенаправленной активности. В науке явное знание представлено в понятиях, теориях, а неявное знание – как личностное знание, вплетенное в искусство экспериментирования и теоретические навыки ученых, в их пристрастия и убеждения. С точки зрения Полани, существуют «два типа знания, которые всегда совместно входят в процесс познания всеобъемлющей целостности. Это: - познание объекта путем концентрации внимания на нем как на целостности; - познание объекта исходя из наших представлений о том, какой цели он служит в составе этой целостности, часть, которой он является. Последнее может быть названо неявным знанием. Неявное знание не подлежит, согласно Полани, полной экспликации и транслируется через непосредственное обучение мастерству научного поиска и личные контакты ученых. Оно предается «из рук в руки». Научный опыт у Полани – внутренне переживаем, обусловлен страстным желанием исследователя достичь подлинно научной истины, явно личностно окрашен.
«Когда я воспринимаю какую-то группу объектов, я вместе с тем сознаю отличие своего сознания от этих объектов, сознаю простарнственно-временное положение своего тела. Однако все эти факты сознания находятся не в его «фокусе», а как бы на «заднем плане», на его «периферии». Непосредственно мое сознание нацелено на внешние объекты, которые являются предметом знания. Мое тело, мое сознание, мой познавательный процесс в этом случае не входят в круг объектов опыта, предметов знания. Таким образом, предполагаемое любым опытом знание о себе, выражающееся в виде самосознания – это знание особого рода. Его можно было бы несколько условно назвать «неявным знанием» в отличие от знания явного, с которым мы обычно имеем дело. Цель познавательного процесса – получение явного знания. Неявное знание выступает как средство, способ получения явного знания» / Лекторский В.А. Субъект, объект, познание. – М,. 1980. С.255. Когда я касаюсь рукою предмета, я чувствую сам объект, а не свою руку. Осязательное восприятие говорит о внешнем предмете, а не о себе самом. И лишь на «заднем плане» сознания я переживаю акт собственного касания и локализую воздействие объекта на меня на кончиках своих пальцев. В этом случае, если я трогаю предмет не рукой, а палкой, осязательное восприятие опять-таки относится к самому предмету, а не к используемому мною средству – плаке. Последняя уже не попадает в «фокус» сознания, а оказывается на его «периферии» и переживается как непосредственное продолжение моего тела. В этом случае ощущение воздействия предмета – мы уже обращали на то, что это не то же самое, что осязаемый образ предметов! – переживается мною как локализованное уже не в кончиках пальцев, а на конце палки/ Лекторский В.А. Субъект, объект, познание. – М,. 1980. С.255.
М. Полани, по-новому оценивает огромную роль веры в познавательном процессе, отмечая, что «вера была дискредитирована настолько, что помимо ограниченного числа ситуаций, связанных с исповеданием религии, современный человек потерял способность верить, принимать с убежденностью какие-либо утверждения, что феномен веры получил статус субъективного проявления, которое не позволяет знанию достичь всеобщности». Сегодня, по мнению автора, мы снова должны признать, что вера является источником знания. На ней строится система взаимного общественного доверия. Согласие явное и неявное, интеллектуальная страстность, наследование культуры - все это предполагает импульсы, тесно связанные с верой. Разум опирается на веру как на свое предельное основание, но всякий раз способен подвергнуть ее сомнению. Появление и существование в науке наборов аксиом, постулатов и принципов также уходит своими корнями в нашу веру в то, что мир есть совершенное гармоничное целое, поддающееся нашему познанию.
Полани демонстрирует свою богатую осведомленность ходом и течением развития философии науки. Он констатирует (не без сожаления), то в качестве идеала знания выбрано такое представление естественной науки, в котором она выглядит как набор утверждений, «объективных в том смысле, что содержание их целиком и полностью определяется наблюдением, а форма может быть конвенциальной». Тем самым он косвенным образом указывает на все три этапа, пройденные философией науки, сводящие ее к экономичному описанию фактов, к конвенциальному языку для записи выводов и к формулировке на языке протокольных предложений данных наблюдений. Однако интуиция, на его взгляд, неустранима из познавательного процесса.
Интерпретаторы выделяют в концепции личностного знания М. Полани три основные области или три варианта соотношения мышления и речи. Первый характеризуется областью неявного знания, словесное выражение которого несамодостаточно или же недостаточно адекватно. Эта область, в которой компонент молчаливого неявного знания доминирует в такой степени, что его артикулированное выражение здесь, по существу, невозможно. Ее можно назвать областью «невыразимого». Она охватывает собой знания, основанные на переживаниях и жизненных впечатлениях. Это глубоко личностные знания, и они весьма и весьма трудно поддаются трансляции и социализации. Искусство всегда старалось решит данную задачу своими средствами. В акте сотворчества и сопереживания отражалось умение взглянуть на мир и жизнь глазами героя жизненной драмы.
Вторая область знания достаточно хорошо передаваема средствами речи. Это область, где компонента мышления существует в виде информации, которая может быть целиком передана хорошо понятной речью, так что здесь область молчаливого знания совпадает с текстом, носителем значения которого она является. В третьей, области «затрудненное понимания» - между невербальным содержанием мышления и речевыми средствами - имеется несогласованность, мешающая концептуализировать содержание мысли 4 . Это область, в которой неявное знание и формальное знание независимы друг от друга. В объем личностного, неявного знания погружен и механизм ознакомления с объектом, в результате которого последний включается в процесс жизнедеятельности, формируются навыки и умения общения с ним. Таким образом, знакомство с объектом как первоначальное знание о нем, превращаясь в навык и умение пользования, обращения с данным предметом, становится личностным знанием человека. Заметим, однако, что навыки при всей их схожести по схеме деятельности, различны и индивидуальны. Задача копирования чужого навыка порождает собственный слой личностного знания. «Писание правила умелого действования, - уверен М. Полани, - могут быть полезными, но в целом они не определяют успешность деятельности; это максимы, которые могут служить путеводной нитью только в том случае, если они вписываются в практическое умение или владение искусством. Они не способны заменить личностное знание».
Принципиальные новации концепции М. Полани состоят в указании нато, что сам смысл научных положений зависит от неявного контекста скрытого знания, «знания как»,имеющего в своих глубинных основах инструментальный характер.Оно задается всей телесной организацией человека и неотделимо от инструментального знания, которое осталось неартикулированным. Операционально смысл формируется как бы в секущей плоскости - в процессе опыта внутреннего прочтения формирующегося текста «для себя» и усилий по его артикуляции «вовне», посредством сотворенной человеком языковой системы. Полани утверждает, что смысл неотделим и от той личной уверенности, которая вкладывается в провозглашаемое научное суждение.
Современный ученый должен быть готов к фиксации и анализу результатов, рожденных вне и помимо его сознательного целеполагания, в том числе и к тому, что последние могут оказаться гораздо богаче, чем родная цель. Незапланированные целеполаганием, непреднамеренным образом вторгшиеся в результат содержательно-смысловые контексты раскрывают мир незаинтересовано универсально. Вычлененный в качестве предмета изучения фрагмент бытия на самом деле не является изолированной абстракцией. Сетью взаимодействий, токами разнонаправленных тенденций и сил он связан с бесконечной динамикой мира, познанием которой и одержима наука. Главные и побочные, центральные и периферийные, магистральные и тупиковые направления, имея свои ниши, сосуществуют в постоянном неравновесном взаимодействии. Возможны ситуации, когда в развивающемся процессе не содержатся в готовом виде формы будущих состояний. Они возникают как побочные продукты взаимодействий, происходящих за рамками самого явления или, по крайней мере, на периферии этих рамок. И если ранее наука могла позволить себе отсекать боковые ветви - казавшиеся несущественными периферийные сферы, - то сейчас это непозволительная роскошь. Оказывается, вообще непросто определить, что значит «не важно» или «неинтересно» в науке. Возникая на периферии связей и отношений, на фоне перекрещивания многообразных цепей причинения в сети всеобщего взаимодействия (в том числе и под влиянием факторов, которые незначительным образом проявили себя в прошлом), побочный продукт может выступить в качестве источника новообразования и быть даже более существенным, чем первоначально поставленная цель. Он свидетельствуй о неистребимом стремлении бытия к осуществлению всех своих потенции. Здесь происходит своеобразное уравнивание возможностей, когда все, что имеет место быть, заявляет о себе и требует признанного существования.
Знания можно разделить на явные, например, кодифицируемые, и неявные, то есть личностные, которые не поддаются кодификации. Вообще, неявное знания - субстанция любопытная. Его нельзя увидеть, пощупать и на 100% перенять, следовательно, оно с большим трудом поддается управлению. Но именно неявное знание часто является самым важным. Философ-науковед Майкл Полани, который ввел в культуру само понятие «неявного знания», приводит следующий случай в качестве иллюстрации роли «неявного знания». Одна английская лаборатория купила оборудование у американских коллег. Прежде чем начать работу, англичане тщательно изучили множество инструкций по эксплуатации. Однако оборудование так и не заработало. Специалисты ломали голову, в чем дело, пока не решили съездить к изготовителю и посмотреть своими глазами, как правильно использовать машины. Вернувшись, команда смогла запустить оборудование. На вопросы о том, что нового узнали специалисты во время поездки, они ответили, что ничего нового по сравнению с тем, что содержалось в инструкциях, они не могут сформулировать. Вот яркий пример обнаружения наличия неявного знания. Или другой пример: известно, что старший Капица долго работал в Великобритании, руководил лабораторией (НИИ). Когда Советское правительство предложило выкупить эту (НИИ) в связи с окончанием затянувшейся командировки Капицы, в этом помог Гейзенберг, сказавший следующее: лаборатория (НИИ) были создана специально под Капицу, и никто другой там работать не сможет, поэтому надо лабораторию продать Советам.
Таким образом, выясняется, что носителем этого важного вида знаний являются люди, а передается это знание при общении, таком, как стажировки, конференции, совместные работы. Еще другой пример: В Древнем Риме существовала такая практика подготовки будущих государственных деятелей. Молодого человека вводили в дом какого-нибудь известно сенатора, и он, наблюдая за тем, как готовить политические речи сенатор, помогая ему в этом, обретал навыки, усваивал нормы поведения. См. о Цицероне.
Через рефлексию мы неявное знание превращаем в явное знание. §. Рефлексия как инструмент превращения неявного знания в знание явное.
Майкл Полани (1891-1976) – британский ученый и философ, выходец из Венгрии. С 1923г. Работал в Берлине в Институте физической химии. После прихода к власти в Германии нацистов эмигрировал в Великобританию, где с 1933г. работал в качестве профессора Манчестерского университета. В 1940г. вышла в свет его работа «Неуважение свободы». Эту тематику он развивает в работах «Основные академические свободы» (1947) и «Логика свободы» (1951). В 40-х годах Полани выступал с критикой основных принципов логического позитивизма. Его собственная концепция лежит в русле идеи релятивности норм научно-познавательной деятельности, которая пришла на смену прежней нормативно-рациональной проблематике в философии науки.
С 50-х годов М.Полани разрабатывал свою концепцию личностного знания, которая вызвала резкую критику со стороны К.Поппера, обвинившего автора в иррационализме. Тем не менее работа М.Полани «Личностное знание. На пути к посткритической философии» (1958) стало значительным событием в истории постпозитивисткой философии науки. М.Полани провозгласил, что он стремится конструктивно преодолеть идею о возможности деперсонифицированного представления научного знания. Необходимо, по мнению Полани, преодоление этого ложного идеала, неправомерно отождествляемого с объективностью. «Идеал безличной, беспристрастной истины подлежит пересмотру, – пишет он, – с учетом глубоко личностного характера того акта, посредством которого провозглашается истина».
Поясняя словосочетание «личностное знание», вынесенное в заголовок его книги, Полани замечает: «Может показаться, что эти два слова противоречат друг другу, ведь подлинное знание считается безличным, всеобщим, объективным. Для меня знание – это активное постижение познаваемых вещей, действие, требующее особого искусства». По мнению Полани, термин «личностное знание» хорошо описывает этот своеобразный сплав личного и объективного.
Поскольку науку делают люди, то получаемые в процессе научной деятельности знания, как и сам этот процесс, не могут быть деперсонифицированы. Именно это и хочет подчеркнуть М.Полани. В личностном знании запечатлены и познаваемая действительность, и сама познающая личность с её заинтересованным (а не безразличным) отношением к знанию, с её личным подходом к его трактовке и использованию. При этом личностное знание – это не только явное знание, выраженное в понятиях, суждениях, теориях, но и неявное знание , неартикулируемое в языке и воплощенное в каких-то телесных навыках, схемах восприятия, практическом мастерстве.
Концепция неявного знания Полани – одна из плодотворных попыток осмысления целостности обыденно-практического знания (включающего опыт зрительного восприятия, телесно-двигательных навыков и инструментальной деятельности), естественнонаучного, социогуманитарного и художественного познания. Вместе с тем, она наносит удар по прежним представлениям, разделяющим (и противопоставляющим) субъективность и объективность в науке.
«Наиболее распространенная сейчас концепция науки, – пишет он, – основанная на разделении субъективности и объективности, стремится … исключить из картины науки это явление страстного, личностного, чисто человеческого создания теорий или в крайнем случае минимизировать его, сводя к фону, который можно не принимать во внимание. Ибо современный человек избрал в качестве идеала знания такое представление естественной науки, в котором она выглядит как набор утверждений, «объективных» в том смысле, что содержание их целиком и полностью определяется наблюдением, а форма может быть конвенциональной. Чтобы искоренить это представление, имеющее в нашей культуре глубокие корни, следует признать интуицию, внутренне присущую самой природе рациональности, в качестве законной и существенной части научной теории». Стало быть интуиция исследователя – важный и неустранимый компонент познавательного процесса.
В эпистемологии М.Полани значительно усилена антропологическая ориентация, которую можно свести к следующим положениям:
– науку делают люди, обладающие призванием, опытом, мастерством;
– научно-познавательную деятельность нельзя освоить по учебнику (поскольку неявное знание не допускает полной экспликации и изложения в учебной литературе); поэтому требуется непосредственное общение начинающего ученого с мастером, что обеспечивает передачу его опыта «из рук в руки», т.е. необходимы личные контакты исследователей;
– люди, делающие науку, не могут быть заменены другими и отделены от производимого ими знания;
– в научно-познавательной деятельности очень важны мотивы личного опыта, переживаний, внутренней веры в науку, в её ценность, а также заинтересованность ученого, его личная ответственность.
М.Полани подчеркивает огромное значение феномена веры в познавательном процессе. По его словам, «вера была дискредитирована настолько, что помимо ограниченного числа ситуаций, связанных с исповеданием религии, современный человек потерял способность верить, принимать с убежденностью какие-либо утверждения, что феномен веры получил статус субъективного проявления, которое не позволяет знанию достичь всеобщности».
Настало время, считает Полани, снова признать, что вера является источником знания. Именно на ней строится взаимное доверие в обществе. Согласие (явное и неявное), интеллектуальная страстность, наследование культуры – всё это тесно связано с верой. Разум человеческий опирается на веру как свое предельное основание, но всякий раз способен подвергнуть её сомнению. Появление и существование в науке наборов аксиом, постулатов, принципов также уходит своими корнями в нашу веру в то, что мир есть совершенное, гармоничное целое, которое мы можем познать.
Исследователи творчества М.Полани выделяют в его концепции личностного знания три области (или варианта) соотношение мышления и речи. Первая область – неявное знание, словесное выражение которого затруднено или недостаточно адекватно. Её можно назвать областью «невыразимого», ибо в ней компонент молчаливого неявного знания доминирует в такой степени, что его артикулированное выражение, по существу, невозможно. Данная область охватывает знания, основанные на переживаниях и жизненных впечатлениях. Это глубоко личностные знания и они весьма трудно поддаются трансляции и социализации.
Вторая область знания содержит информацию, достаточно хорошо передаваемую средствами речи. Наконец, в третьей области «затрудненного понимания» имеется несогласованность между невербальным содержанием мышления и речевыми средствами, что мешает концептуализировать содержание мысли. Это область,в которой неявное знание и формальное знание независимы друг от друга.
В объем личностного, неявного знания погружен и механизм ознакомления с объектом, в результате которого последний включается в процесс жизнедеятельности, Формируются навыки и умения общения с ним. Таким образом, знакомство с объектом как первоначальное знание о нем, превращаясь в навык, в умение обращения с данным предметом, становится личностным знанием человека. Вместе с тем, навыки (при всей их схожести по схеме деятельности) различны и индивидуальны. Задача копирования чужого навыка порождает собственный слой личностного знания. «Писаные правила умелого действования, – уверен М.Полани, – могут быть полезными, но в целом они не определяют успешность деятельности; это максимумы, которые могут служить путеводной нитью только в том случае, если они вписываются в практическое умение или владение искусством. Они не способны заменить личностное знание».
Научный опыт у Полани внутренне переживаем, обусловлен страстным желанием исследователя достичь подлинно научной истины, т.е. явно личностно окрашен. Это основной вывод из концепции Полани.
Принципиальная новация концепции М.Полани состоит также в указании на то, что сам смысл научных положений зависит от неявного контекста скрытого знания. При этом Полани утверждает, что смысл неотделим от той личной уверенности, которая вкладывается в провозглашаемое научное суждение. «Наука есть система убеждений, к которой мы приобщены, – пишет Полани. – Такую систему нельзя объяснить ни на основе опыта (как нечто видимое из другой системы), ни на основе чуждого какому-либо опыту разума. Однако это не означает, что мы свободны принять или не принять эту систему; это просто отражает тот факт, что наука есть система убеждений, к которой мы приобщены и которая поэтому не может быть представлена в иных терминах».
В заключение отметим, что М.Полани впервые ввел в научный оборот понятие «научное сообщество». В ряде работ он подчеркивал необходимость определенных социокультурных условий для поддержания свободной научной коммуникации и сохранения научных традиций.
